Марин-Мари: художник с душой яхтсмена
Никто не спорил - он был лучшим маринистом Франции, На протяжении десятилетий! Он рисовал большие парусники и легкие яхты, огромные лайнеры и рыбацкие баркасы. Он восхищался яхтсменами-одиноками, и сам ходил через Атлантику "в одни руки". Уникальный человек! Великолепный художник!
Марин-Мари на борту своей яхты Arielle, 1936 год

Летом 1939 года море у островов Менкье забелело парусами. Большей частью это были рыбацкие лодки – грузные, неповоротливые, но крепкие и надежные. На таких судах бретонские рыбаки ходили и вдоль побережья, и в самую дальнюю даль – к Ньюфаундленду, где набивали трюмы треской и с богатым уловом спешили назад, через океан, в Нормандию.

Были среди этой флотилии и яхты, выглядевшие изящными кокотками, случайно оказавшимися в компании простолюдинок. У руля одной из этих яхт был человек, которого в департаменте Манш знали все. Да что там, его знала вся Франция – если кто не видел его полотен, то хотя бы слышал о смельчаке, художнике-яхтсмене, который бросил вызов Атлантике – и победил. А три года спустя снова отправился в путь, и снова один, и госпожа Фортуна не наказала его за самонадеянность. Когда его судно входило в родную гавань – он специально завернул в Гранвиль, прежде чем финишировать в Гавре, – его встречал весь город. Оркестр пожарных выдувал медь, мальчишки свистели, женщины махали платками, а их отцы и мужья, истинные бретонцы, с лицами, иссеченными ветром и солеными брызгами, касались загрубевшими пальцами козырьков фуражек. Так они приветствовали Марин-Мари, чье имя при рождении звучало так: Поль Эмманюэль Дюран Куппель де Сен-Фрон. Но так длинно и вычурно его уже давно никто не называл, только по псевдониму.

Прошло три года, и Марин-Мари позвал их за собой – и они пошли. Подняли паруса и без колебаний направились к островам Менкье, хотя понимали, чем грозит обернуться эта авантюра. Англичане, наплевав на хваленую британскую сдержанность, могли начать стрелять, а их пограничные корабли таранить французские яхты и лодки. Да, случиться могло всякое…

– Мы за справедливость! – говорил Марин-Мари. – Пусть эти острова крошечные, пускай в прилив самый крупный из них, Метр-Иль, не превышает в длину 50 метров, но сколько потерпевших кораблекрушение французских моряков за минувшие века нашли спасение на этих клочках суши. Это об этих островах, этих скалах писал Виктор Гюго в своем романе «Труженики моря». И что теперь? Англичане объявили их своими, ссылаясь на какие-то ветхие документы, когда-то кем-то подписанные и скрепленные порыжевшими от времени печатями. Они намерены запретить нашим рыбакам вести лов там, где французы веками забрасывали сети. И что же, мы стерпим это? Нет, мы поставим там дома, мы сделаем безлюдные острова обитаемыми. И да здравствует Франция!

Так они и поступили, простые моряки, рыбаки, ведомые именитым художником-маринистом. На островках Метр-Иль и Ле-Мезон было построено несколько хижин. Рыбаки в очередь ночевали в них, ожидая, чем закончится вспыхнувший с новой силой территориальный спор между двумя европейскими державами.

– Я должен вас покинуть, друзья, – в один из дней объявил Марин-Мари. – Меня вызывают в Тулон. Служба!

Он не волен был распоряжаться собой, и, если поступил приказ явиться на главную базу военно-морского флота Франции, не мог ослушаться. Высокий статус – официальный художник ВМФ республики, им он стал в 1935 году, – предполагает не только почести и достойный оклад, но и обязанности.

В 1950 году Великобритания и Франция обратились в Международный суд в Гааге, чтобы окончательно определить участь островов Менкье. Рассмотрев исторические доказательства, выслушав контраргументы, суд в своем решении от 17 ноября 1953 года постановил, что данная территория «подведомствена» острову Джерси, принадлежащего Соединенному Королевству. Воспользовавшись своим правом, англичане снесли все имеющиеся на островах постройки, а на главном из них, острове Метр-Иль, оборудовали посадочную площадку для вертолетов. И все же Марин-Мари, хотя и был разочарован вердиктом, все же мог торжествовать – суд оставил за французскими рыбаками право ловить рыбу у островов Менкье, а при неблагоприятных погодных условиях высаживаться на острова, не испрашивая на то разрешения у британской стороны.

* * *

Он родился 10 декабря 1901 года в городе Фужероль-дю-Плесси, департамент Майен, на западе Франции. Первые годы Поль де Сен-Фрон провел в поместье Клерфонтен, принадлежащего его родителям, состоятельным буржуа, гордившимся, подобно героям книг Ги де Мопассана, что в их крови немало и дворянской крови.

Отец мальчика, Жюль Дюран Куппель де Сен-Фрон, успешный адвокат, имел, по его собственному признанию, одну слабость. Он самозабвенно любил море, а если точнее – себя в море, и обязательно под парусами.

Лето семья проводила на берегу Ла-Манша, и в конце концов господин де Сен-Фрон в 1906 году приобрел дом на одном из островков архипелага Шозе, что рассыпались бисером перед городом Гранвиль. Согласно обычаю дом требовалось поименовать, и подходящее название было выбрано – Les Capitaine («Капитан»). Также был куплен гафельный тендер Holiday («Выходной») – его перегнали из Англии, и, памятуя о том, что яхтам во избежание беды имя лучше не менять, оставили первонареченным.

При всякой погоде отец брал с собой сыновей – Поль был третьим – и выходил в море, беря курс на Нормандские острова, предпочитая прочим Гернси. Мальчишки были шкотовыми, баковыми, кому-то выпадала неблагодарная роль кока, но они не роптали, еще чего, настоящим морякам это не пристало!

Влияние отца на формирование характера сыновей было несомненным, но что касается Поля, тут с главой семьи всегда была готова поспорить его супруга Мари, урожденная Лефас. Талантливая художница, она разглядела в сыне немалое дарование и всячески поощряла его занятия рисованием. Единственное, что огорчало ее, это выбор натуры – мальчишка рисовал только парусники и море. А ведь есть еще поля, горы, есть люди, наконец!

– Но, мама, море такое разное, оно всегда разное, – возражал сын. – А парусники такие красивые!

Скоропостижная смерть матери разрушила семейную идиллию. В тот день, когда отец с сыновьями вернулись с кладбища, 13-летний Поль сказал:

– Если я стану художником, у меня будет псевдоним – Марин-Мари. В честь мамы и моря.

Между тем надлежало всерьез заняться учебой, и отец настоял, чтобы Поль изучал юриспруденцию. А живопись… Ну если ему так хочется… Пареньку хотелось, и он, став учеником престижной школы Сен-Шарль в городе Сен-Брие, по вечерам бегал на уроки к известном художнику Эмилю Добе. А каникулы, разумеется, проводил в доме «Капитан» на островах Шозе.

Получив степень бакалавра, Поль де Сен-Фрон отправился в Реннский университет, по окончании которого стал доктором права. Первое же дело, в котором он участвовал, принесло ему успех: он смог убедить суд, что его клиент не крал часы. В благодарность за освобождение из-под стражи несправедливо обвиненный и по закону оправданный преподнес своему адвокату символический презент – он подарил ему… часы.

Римская богиня Юстиция в жизни молодого законника мирно соседствовала с римской же богиней Минервой, покровительницей живописи. Поль посещал вечерние курсы Высшей школы изящных искусств и уже в 22 года удостоился чести провести персональную выставку в элитарной парижской галерее Devambez. Представленные на ней картины были подписаны «Марин-Мари».

Пришло время обязательной военной службы, и молодой человек, так и не начавший строить карьеру юриста, но желающий стать большим художником, обратился в военное ведомство с заявлением, что готов проходить службу на флоте и нигде кроме. Неизвестно, по какой причине, но ему отказали. И тут из газет Марин-Мари узнал, что полярный исследователь Жан-Батист Шарко вновь отправляется в край вечных льдов. Проявив поистине чудеса изворотливости наряду с потрясающей настойчивостью, Марин-Марин поступил добровольцем в команду Шарко, при этом служба на научно-исследовательском судне Pourquoi Pas? («Почему бы и нет?») будет ему засчитана как отбытие воинской обязанности.

Он поднялся на борт трехмачтового барка, построенного в Сен-Мало, имевшего в длину 40 метров и паровую машину мощностью 800 л.с. в дополнение к парусному вооружению. На несколько лет этому кораблю предстояло стать его домом.

В активе у Шарко были две антарктические экспедиции, его труды как ученого были отмечены наградами Парижского географического общества, Королевского географического общества Великобритании, многих других известных организаций. В общем, где он, капитан и знаменитость, и где вольноопределяющийся Поль де Сен-Фрон, начинающий художник Марин-Мари, единственным достоинством которого была любовь к парусам и морю. И тем не менее два года в команде Pourquoi Pas? связали двух этих людей, разных еще и по возрасту, настоящей дружбой, которой они дорожили и которую пронесли через годы.

Во время двух полярных экспедиций, в которых он принял участие, Марин-Мари много рисовал. Уже в 1926 году он выставил свои картины на первом Салоне французских маринистов, и о нем заговорили уже не о как подающем надежды, а как о состоявшемся мастере, обладающим собственной манерой, тонким вкусом, а главное – художник рисовал с натуры, и это чувствовалось. Все в его картинах дышало жизнью, бесконечно далекой от мансард Монмартра, обычном пристанище тех, кто полагает, что главная задача искусства – эпатаж, или даже единственная.

Художественное наследие Марин-Мари огромно. Это сотни картин, рисунков, плакатов. Он виртуозно работал в разных техниках – карандашный рисунок, гуашь, масло... И все же, по признанию специалистов, истинных вершин он достиг в акварелях, невероятно… нежных. Именно такое определение дал им один из тех экспертов, мнение которых является эталоном для широкой публики. Выставки картин Марин-Мари проходят и сегодня – и в маленьких приморских городах, и в престижных столичных галереях. Появляются его полотна и на аукционах, и некоторые стоят более 200 тысяч евро.

* * *

Отслужив положенное, Марин-Мари вновь стал гражданским человеком, что и отпраздновал… женитьбой на прелестной Жермен Фошон-Вильпле.

Невеста по достоинству оценила, как ее жених обставил бракосочетание. Автомобиль, который доставил их к церкви, дабы совершился обряд венчания, был превращен белоснежную яхту. Неизвестно, сколько потратил Марин-Мари денег и сколько цветов, чтобы «задрапировать» авто, не забыв про бак и ют, про иллюминаторы и релинги, вот только от бушприта и мачт пришлось отказаться во избежание недоразумений с полицией.

– Это моторная яхта, – улыбаясь, говорил художник, – но медовый месяц мы проведем на настоящей, парусной.

Так и случилось. В их распоряжении была яхта Rose Marin, построенная в 1895 году, не настолько большая, чтобы молодоженам пришлось брать с собой на борт кого-то еще, и не настолько маленькая, чтобы жаловаться на недостаток комфорта. В море у берегов Ирландии они, как и «грозился» Марин-Мари, провели целый месяц, и это было незабываемое свадебное путешествие!

О семье надо было заботиться, требовался стабильный доход, и Марин-Мари стал полноправным партнером в юридической конторе отца. И тут ему поступило предложение, на которое он, ни секунды не раздумывая, дал согласие.

Французская компания Compagnie Gtntrale Transatlantique, занимающаяся пассажирскими перевозками через Атлантику и чей флот состоял из великолепных лайнеров France, Paris, Ile-de-France, пригласила Марин-Мари стать дизайнером-консультантом, отвечающим за образ и интерьеры своего будущего судна Normandie.

Работа предстояла интереснейшая – под стать коллективу, трудившемуся над проектом. В нем, разумеется, доминировали французы, но были и немцы, голландцы, русские. Так, например, русский инженер Владимир Юркевич разработал для строящегося в Сен-Назере лайнера обводы корпуса с великолепными гидродинамическими характеристиками.

Марин-Мари не стушевался в таком окружении. Его предложения были радикальными, и даже, пожалуй, сверх того: он настоял на том, чтобы на судне появилась третья дымовая труба – фальшивая, не предназначавшаяся для работы двигателей. Но она уравновешивала внешний вид! Затем он предложил наклонить трубы в корму на 10°, это должно было придать силуэту динамику и баланс.

– В других странах строят утюги, – объяснял Марин-Мари. – Мы же создаем стрелу!

Столь же решительным художник был в отношении интерьера: плавные линии вместо прямых, округлости вместо углов, полированное дерево вместо вычурной позолоты. В общем, везде и во всем настоящий французский шик.

Все вышло так, как и было задумано. Лайнер Normandie, шедевр судостроения, не только завоевал вожделенный приз «Голубая лента Атлантики», установив рекорд скорости по пересечению океана от Европы до Северной Америки, но и стал образцом стиля, копировать который можно, превзойти нельзя.

О том, как велась работа над образом лайнера, подробно описано в биографии Марин-Мари, вышедшей в 2008 году. Ее автор, галерист и искусствовед Роман Петрофф, семь лет работал над этой книгой-альбомом, собирая фотографии, свидетельства очевидцев, записывая воспоминания родных и друзей художника. И конечно же, в книге представлены сотни репродукций картин художника. А еще список персональных выставок. И список кораблей, которые он рисовал. И перечень яхт, которыми он владел.

* * *

Еще в детстве, прочитав книгу Джошуа Слокама о плавании вокруг света, Марин-Мари стал мечтать об одиночном плавании через океан. Для начала через океан…

Долгие годы мечта оставалась лишь мечтой – не хватало то денег, то решимости. А потом в гавани приморского городка Гранвиль судьба свела Марин-Мари с Аленом Жербо – первым французским яхтсменом-одиночкой, совершившем кругосветное плавание и готовящемся совершить второе. Они долго беседовали, и обычно замкнутый Жербо, которого многие не без оснований считали мизантропом, на сей раз был и внимателен, и разговорчив. Что-то в нем было от поэта. Или от автора готических романов, исполненных мрачной торжественности.

– Что вам мешает пройти моим путем? – задал он на прощание вопрос, на который у растерявшегося Марин-Марин не нашлось ответа.

Действительно, что? Опыта хватает. Средств благодаря Compagnie Generale Transatlantique тоже. Тогда что?

В 1933 году Марин-Мари приобрел яхту Winibelle II. Это был деревянный 11-метровый тендер с гафельным гротом и бушпритом. Его построили во Франции годом ранее по проекту американца Уильяма Аткинса, а тот, в свою очередь, взял за образец суда, которые строил знаменитый норвежец Колин Арчер.

В свое одиночное плавание Марин-Мари отправился летом того же года. Он стартовал в Дуарнане и за 23 дня пересек Атлантику с заходом на Мадейру и Мартинику. Он финишировал в Нью-Йорке 17 августа 1933 года.

– Что привлекательного в том, чтобы плыть одному? – спрашивали его журналисты.

– Что? Во-первых, очень трудно подобрать идеального компаньона, который был бы согласен с тобой в выборе курса или любил те же блюда, что и ты, особенно те же вина. А во-вторых, если даже нет никаких расхождений, то присутствие другого человека все равно вызовет массу волнений. Пока ты отдыхаешь, он бодрствует у руля. Чуть он затих, и ты выскакиваешь на палубу, чтобы убедиться, что твой напарник не свалился за борт. Нет уж, увольте, такая нервотрепка может свести на нет все удовольствие от плавания под парусами.

Два года спустя он перегнал Winibelle II обратно во Францию, но не оставил яхту на побережье, а поднял по Сене до Парижа. И там продал ее – ему были нужны средства на новое путешествие.

В 1984 году яхта Winibelle II была занесена в список исторических судов Франции. Она не раз меняла владельцев, но в 1995 году ее купил внук Марин-Мари – доктор Жан-Мари Постель. Яхта находилась в крайне неприглядном состоянии, поэтому потребовались большие ремонтные работы, чтобы вернуть ей первоначальный облик.  Сейчас Winibelle II регулярно участвует в парусных парадах и гонках классических яхт.

* * *

Новым судном Марин-Мари стал 13-метровый катер Arielle со вспомогательным парусным вооружением. Он был построен верфью Jouët de Sartrouville и оборудован дизелем Beaudoin мощностью 75 л.с. Именно надежность этого дизеля и была предметом спора, итогом которого стало одиночное плавание через Атлантику. Марин-Мари утверждал, что это возможно, его оппонент считал, что это полнейший абсурд.

В 1936 году Arielle покинул Нью-Йорк и через 18 дней и 16 часов, не встретив ни одного шторма, достиг берегов Франции. За кормой судна остались 3063 мили. И ни одной поломки в пути!

За это выдающееся плавание Марин-Мари был удостоен медали The Blue Water Medal of The Cruising Club of America. Причем особо подчеркивалось, что два трансатлантических рейса французского художника во многом оказались успешными благодаря придуманному им ветровому авторулевому, позволяющему судну оставаться на курсе, пока яхтсмен спит или отдыхает. Этому изобретению прочили большое будущее…

В считающейся чуть ли не энциклопедией книге Анджея Урбанчика «В одиночку через океан» о плавании Марин-Мари нет ни слова. Не упоминает о нем и Влодзимеж Гловацкий в книге «Увлекательный мир парусов».  И это странно. Ведь Марин-Мари стал вторым французом, который пересек Атлантику в одиночку, да к тому же сделал это намного быстрее, чем Ален Жербо. Так в чем же дело? Что за предвзятость? Возможно, ответ кроется в годах войны. Хотя вряд ли, уж если сами французы не имели к Марин-Мари претензий – в 1950 году он был награжден орденом Почетного легиона, то польским авторам это тем более не пристало.

* * *

В начале Второй мировой войны Марин-Мари был мобилизован и направлен шифровальщиком на линкор Strasbourg. Он участвовал в охоте за «карманным линкором» Admiral Graf Spee, а 3 июля 1940 года был свидетелем, как в алжирской гавани Мерс-эль-Кебир английский флот атаковал французскую эскадру – Черчилль опасался, что заключивший перемирие с Гитлером маршал Петэн передаст корабли ВМФ Франции немцам. Тогда линкору Strasbourg удалось уцелеть…

Два месяца спустя Марин-Мари находился на эскадренном миноносце Le Fantasque в Дакаре, когда экипаж корабля предпринял попытку присоединиться к сторонникам генерала де Голля.

Вернувшись во Францию, Марин-Мари продолжил свою службу в качестве главного художника флота и даже был награжден одним из главных орденов правительства Виши.

И все же он вышел в отставку и удалился в свое имение в местечке Сен-Илер-дю-Аркуэ в Нормандии. Ходили слухи, что он рассорился с вишистами из-за их бесконечных уступок немецкой администрации, а не примкнул к движению Сопротивления потому, что знал и видел, что английские бомбардировщики сотворили с его Нормандией. Они не оставляли на побережье камня на камне…

Тем не менее именно в Англии в 1945 году вышла книга Марин-Мари Wind Aloft, Wind Alow («Ветер сильный, ветер слабый»), еще в 1937 году переданная английскому переводчику Питеру Дэвису. Это великолепно иллюстрированный рассказ о его двух одиночных плаваниях через океан.

Ив де Сен-Фронт, сын и тоже художник, вспоминал: «Когда моя сестра Винни спросила отца, существует ли французская версия Wind Aloft, Wind Alow («Ветер сильный, ветер слабый»), он сказал: «Рукопись лежит в нижнем ящике моего стола». После смерти отца мы достали рукопись, но оказалась, что она сильно отличается от английского варианта, в ней масса правки, и вообще она казалась неоконченной. Моей дочери Маргарет пришлось поработать Шерлоком Холмсом, чтобы подготовить ее к печати, прежде чем отослать в издательство Gallimard. Все-таки отец был настоящим художником, он хотел довести свою книгу до совершенства, несмотря на то что на протяжении десятилетий ею никто не интересовался».

Куда более счастливой оказалась судьба другой книги Марин-Мари – Grands coureurs et plaisanciers («Великие гонщики и лодочники»), в которой он с одинаковым почтением рассказывал о крупнейших регатах и прибрежных прогулках, о прославленных яхтсменах и простых рыбаках.

Мрин-Мари продолжал выставляться в ежегодном Салоне маринистов, один за другим выходили альбомы его картин. В 1953 году он вновь удостоился звания «главный художник военно-морского флота Франции». 

Ходил он и под паруом. 1963 году с писателем и журналистом Полем Гимаром они дошли до румынского порта Констанца. А в 1969 году Марин-Мари отправился на острова Полинезии – на большой двухмачтовой шхуне Le Vaitere он дошел до острова Бора-Бора, где присоединился к своему сыну Иву Дюрану, чтобы в удовольствие порисовать с ним на пленэре.

В последние годы он серьезно болел – стал слепнуть и согласился на операцию, после которой перед его глазами два месяца была лишь чернота.

Марин-Мари умер 11 июня 1987 года в своем доме в Сен-Илер-дю-Аркуэ. Во время прощания с художником один из его друзей сказал: «Главной краской у него всегда была соленая вода». А мэр Фужероля добавил: «С его уходом мы все потеряли часть своей души».

В городе Фужероль-дю-Плесси есть площадь имени Марин-Мари. Еще его имя носит начальная школа, к стене которой в 2006 году прикрепили мемориальную доску. На торжественной церемонии присутствовали сын художника и его внучка. В руках у собравшихся были букеты цветов, которые вывели в честь яхт бретонского моряка Поля де Сен-Фрон, – Winibelle и Arielle.

Марин-Мари. Фрагмент из книги Wind Aloft, Wind Alow

«Что такое «любовь к морю»? Согласитесь, однозначного ответа тут быть не может, а если кто-то и попытается его дать, то определение будет расплывчатым и оттого неубедительным. В конце концов, сколько людей, столько и мнений, не так ли? Я думаю, что тут столько же загадочного, как в любви к горам или к дороге, но звучит точно приятнее. Любовь к морю! Это ласкает слух.

Наверное, для начала нужно разобраться, за что мы, собственно, любим море. Потому что оно красивое, потому что большое, потому что о нем писал Жюль Верн, потому, наконец, что там много девушек в нескромных купальниках. Можно продолжать, но я не буду, поскольку каждый имеет полное право видеть то, что ему нравится, и любить море по-своему.

Мне проще сказать о себе. Я люблю созерцать море, потому что я художник, и еще я люблю его потому, что не могу представить море без лодок и белоснежных парусов. И должен заметить, что в мире очень много людей, которые любят море по той же причине, что и я, и хотя не все они художники – по правде говоря, художников среди них единицы, – все они принадлежат к великому морскому братству, они – яхтсмены.

Я рисовал картины, на которых не было ничего, кроме корабля и его отражения, неба и горизонта, и все это было море. И нет в мире лучшей натуры, как нет лучше сюжета! И я всегда слышал его зов…

Зов моря – это чистая поэзия, пробуждающая в человеке лучшие чувства, оживляющая сокровенные мысли, и среди них желание отправиться в путешествие. Нет, это не круиз, который всегда готово предоставить вам агентство Кука, в конторах которого пахнет пылью и искусственной кожей. Это совсем другое путешествие – с парусами над головой, суетой гаваней, загорелыми и обветренными людьми, каждый из которых красавец ели не внешне, то непременно душой. Вы отдаете швартовы, поднимаете грот и уходите, не жалея о том, что осталось за спиной, и полные ожидания того, что вам предстоит увидеть. Вы слышите зов моря и повинуетесь ему.

Это опасно? Да, море не всегда бывает милым и добродушным, порой оно бывает смертельно опасным. И я признаю, что некоторым именно это нравится – попасть в беду и выкарабкаться из нее. Очевидно, тут следует говорить о некоей форме одержимости, что, впрочем, не отрицает наличия у этих безумцев искренней любви к морю. Но с этим уже не ко мне, с этим, пожалуйста, к Фрейду.

Когда человек выходит в море, он рискует, это правда. Потому что море неизмеримо сильнее – оно всесильно! По крайней мере, оно всегда обеспечит вам ревматизм… Но точно так же мы рискуем, выходя на улицу или выезжая на запруженные машинами улицы. Риск сопровождает нас от первых минут жизни и до наших последних страниц, но он может быть разумным, и тут все зависит от человека, от его здравомыслия. Поэтому не спешите называть сумасбродами тех, кто уходит в одиночное плавание на яхте, да хоть бы и через океан. Не исключено, что их гонит в даль не только жажда приключений, туманящая голову. Вполне вероятно, что в их багаже имеется немалый опыт и пришедшая с ним осторожность, а их яхты не утлые скорлупки, а надежные лодки, в которые они верят так же, как в собственные силы.

Любовь к морю… Она чиста и проста – с одной стороны, и это великая тайна – со всех других. Люди пытаются разгадать ее веками и всякий раз признают свое поражение. Может, и к лучшему. Как счастье исчезает, когда начинают говорить о нем, так и любовь к морю не терпит суесловия. Любите его – и будьте счастливы».

Опубликовано в Yacht Russia №5/118, 2019 г.