Она была первой женщиной, в одиночку под парусами преодолевшей Атлантической океан. Она улыбалась, и мало кто подозревал, через какие трагедии и утраты пришлось пройти Энн Дэвисон...
Женщины расспрашивали меня, как я путешествовал по океанам в одиночку. И я подумал, что этот интерес предвещает появление в будущем шкиперов в юбках и что до этого наверняка дойдет, если мужчины будут без конца повторять, что для женщин на море места нет.
Джошуа Слокам
Текст Сергея Борисова, журнальный вариант
Судьбе вопреки
Она сорвалась. До вершины утеса было совсем ничего, она уже видела его иззубренный гребень, но тут кусок известняка, крошась, вывернулся из пальцев – и она сорвалась.
Энн скользила вниз все быстрее. Ногти беспомощно царапали влажную землю.
Она не прощалась с жизнью, она вообще ни о чем не думала.
Ее остановил камень. Ударил в бок, развернул, чуть не расплющил.
Энн отдышалась и подняла голову.
Прямо перед глазами была пропасть. Она поднималась чуть левее, сначала по расщелине, потом по уступу, ведущему к вершине, а здесь пятьдесят метров, не меньше, отвесной скалы.
Далеко внизу алело пятно спасательного плота. Даже отсюда было видно, как он измочален. Волны и сейчас продолжали трепать его, все дальше выталкивая на галечный пляж. Вот он ткнулся в какие-то деревянные обломки. Может быть, это остатки рангоута их несчастной яхты? Энн помотала головой: нет, яхту разбило южнее, и даже шторм, который не подчиняется никому и ничему, не мог пригнать сюда останки «Рилайнс».
Она подтянулась на руках, вытянула шею, пытаясь увидеть подножие утеса. И не смогла. Но она знала, что Фрэнк там. Его тело, завернутое в брезент. Она не помнила, как вытаскивала труп мужа. Откуда взялись силы? Их не было. Но она сделала это.
Энн приникла к камню. «Надо идти», - говорила она себе. Она посмотрела на склон, который ей предстояло одолеть. Отерла рукой лицо. Это не слезы, это всего лишь дождь.
Перед ней расстилалась пустошь, покрытая стелющимся кустарником. Правее, милях в двух, виднелась колокольня, к ней притулилось несколько домиков. Спотыкаясь, Энн направилась в ту сторону. И вдруг остановилась, точно упершись в невидимую преграду, обернулась. Океан был серым, подернутым редкими черными полосами. Казалось, это было само зло. Океан убил ее любимого человека, погубил их яхту, но внезапно Энн поняла, что снова бросит ему вызов. Это было иррациональное чувство. Это невозможно было объяснить, но Энн не искала объяснений, она просто знала, что так будет.
Железный характер
- Мне нужна работа.
- Ну, милочка…
- Меня зовут Энн Дэвисон.
- Вы… та самая?
- Да.
- Это меняет дело.
С работой было плохо. Лишь три года, как закончилась война, еще не отменили карточки, всего не хватало, промышленность с трудом переходила на «мирные рельсы», а на верфях Плимута с заказами было совсем туго. Город был полон моряков, готовых работать за гроши, а тут… женщина. Правда, какая женщина! Газеты в деталях расписали ее злоключения. В Англии, гордящейся своими морскими традициями, имя Энн Дэвисон стало синонимом мужества. Вот почему отношение к соискательнице у сотрудника верфи, отвечавшего за наем персонала, сразу же изменилось.
- Вы приняты.
- Спасибо, - сухо произнесла Дэвисон. – Когда я могу приступить?
- Завтра.
Энн вышла из конторы. Она была горда собой, но на лице ее это никак не отражалось. Последние месяцы она привыкла носить маску бесстрастия, и неподвижность ее черт не раз уже сослужила ей добрую службу.
Именно такой – замкнутой, неприступной, – была она во время переговоров с кредиторами. Эти люди не должны были понять, какие чувства ее обуревают. Ее бы воля, она бы растерзала их на куски, их, фактически погубивших ее мужа.
- Мы готовы отсрочить выплату долга, - сказали ей.
Это были те слова, на которые они с Фрэнком так рассчитывали еще совсем недавно, и которых так и не дождались.
…С Фрэнком они познакомились еще до войны. Оба служили в почтовой авиации. Энн была одной из немногих женщин в Соединенном Королевстве, имевших лицензию пилота. Для все еще чопорной, еще помнящей викторианские времена Великобритании женщина-пилот – это был почти что вызов общественному мнению. Фрэнк потом признался, что именно непохожесть Энн на других женщин и пробудила в нем первый интерес. А когда он узнал иные детали ее биографии, интерес только возрос.
Родители Энн были художниками, а мать еще и неплохой певицей. В семье было две девочки, и если сестра вполне в рамках общепринятых устремлений занималась рукоделием и мечтала о замужестве, Энн была авантюристкой. А как еще, скажите на милость, в добропорядочном семействе могли относиться к ее решению стать жокеем? Отговаривали всем миром – напрасно! Единственное, чего удалось добиться, это чтобы Энн поступила в зооветеринарный техникум. Уж лучше в конюшне, лишь бы не в седле на ипподроме! Потом Энн захватило новое увлечение, еще более неприемлемое для девушки. Гоночные швертботы, гоночные же автомобили - и самолеты. И тут уж родители и родственники отступились…
Сначала интерес, за ним – любовь. Фрэнк и Энн поженились, и чтобы не расставаться, ушли из почтовой авиации… в бизнес. Они купили небольшой аэродром. Они были уверены, что по мере того, как полеты будут становиться все безопаснее, будет расти и количество клиентов, предпочитающих воздушные поездки железнодорожным и автомобильным. Планы были грандиозные, но карты смешала война. Все аэродромы Великобритании были признаны стратегическими объектами, все самолеты внесены в списки военного ведомства, а пилоты… По возрасту и здоровью Фрэнк не мог стать военным летчиком, женщин в военную авиацию тоже не брали, да и Энн бы и не пошла из солидарности с мужем. Какое-то время они работали авиаинструкторами, но начались трения с командованием, и они подали заявление об отчислении. Нужно было найти какое-то дело, и тут они узнали, что правительство всячески стимулирует тех, кто намерен заняться сельским хозяйством. Продовольствие было жизненно необходимо воюющей стране, и супруги Дэвисон решили рискнуть, и не мелочиться при этом. Кое-какие сбережения у них были, плюс ссуда от государства, в итоге они стали хозяевами целого острова у побережья Шотландии, где развернули бурную деятельность. Что и говорить, фермеры они были аховые, но мало-помалу кое-что начало получаться. Они исправно сдавали продукцию государственным закупщикам по абсолютно грабительским ценам. Все-таки война! Но когда пришла победа, а нравы и подходы чиновников не изменились, они возмутились. Но что они могли противопоставить государству, в воле которого приструнить любого гражданина? Вскоре хозяйство четы Дэвисон оказалось на грани разорения. Не доводя ситуацию до полной катастрофы, Фрэнк предложил продать ферму. Энн согласилась. А вот другое его предложение заставило ее задуматься.
- Мы купим яхту и отправимся в кругосветное путешествие, - говорил Фрэнк. – А может быть, нам так понравится на островах Океании, где люди добры и беззаботны, где жизнь легка и понятна, что мы останемся там навсегда.
- Но я боюсь моря, - осторожно возражала Энн. – Гоняться на швертботе и пересекать океаны – это не одно и то же.
- Зато я его не боюсь, - заверял муж. – И опыт у меня есть. И яхту я уже присмотрел. Это во Флитвуде, в Ланкашире.
Что у Фрэнка есть опыт плаваний на яхтах по океанским просторам, Энн знала. Но не это в конечном счете подвигло ее к согласию, просто она любила…
Ферма была продана. Вырученных денег только-только хватило на приобретение 70-футового кэча, который они назвали «Рилайнс» («Доверие»). Возможно, Фрэнк и был опытным моряком, но в остальном… С покупкой он явно прогадал. Яхта требовала серьезного ремонта. Два года супруги вкладывали и вкладывали в «Рилайнс» деньги. А требовалось еще и еще! Они залезли в долги, которые нагромождались друг на друга, как волны на мелководье. Наконец им было объявлено, что если завтра они не погасят очередной кредит, их яхта, равно как и прочее имущество, будет конфискована и выставлена на аукцион.
- Будь готова, ночью мы отплываем, - объявил Фрэнк.
- Куда?
- Для начала – в Вест-Индию. Там завершим ремонт судна, оно и дешевле обойдется, чем здесь, и уже оттуда двинемся дальше.
- Мне кажется, - сказала Энн. – Главное в другом: с островов Вест-Индии не выдают беглых должников. Я права?
Фрэнк только усмехнулся в ответ.
Перед рассветом «Рилайнс» вышла в море. Первые дни все шло более-менее гладко, хотя на яхте постоянно что-нибудь выходило из строя. Но через неделю, почти на выходе из Ла-Манша, начался шторм. «Рилайнс» была к нему не готова. В корпусе открылась течь, однако Фрэнк категорически отказывался зайти в ближайший порт или запросить помощь от береговых служб.
- Мы выкрутимся, - уверял он. – И кредиторы не узнают ни где мы, ни что с нами. Мы для них просто исчезнем.
Через несколько часов «Рилайнс» была выброшена на скалы. Энн и Фрэнк перебрались на спасательный плот. Их отнесло от берега и четырнадцать часов вертело, крутило, избивало. Прижавшись спиной к резиновому баллону, Энн пустыми, остановившимися глазами смотрела на мертвого мужа, лежавшего у ее ног. Сердце Фрэнка не выдержало…
4 июня 1948 года плот выбросило на берег Дорсета.
…Энн работала на верфи, перечисляя почти весь заработок кредиторам. Потом ей удалось заключить выгодный контракт с издательством, готовым выпустить ее книгу, в которой она хотела рассказать о себе, о Фрэнке и гибели «Рилайнс». И такая книга, названная «Последнее путешествие», увидела свет в 1951 году. Успех был впечатляющий, потребовалась даже допечатка тиража. На этой волне Энн пишет еще одну книгу «Дом Остров», повествуется в ней об их с Фрэнком жизни на ферме в военную пору. К началу 1952 года Энн Дэвисон не имела более никаких обязательств перед кредиторами. И это был следующий шаг на том трудном пути, который она начала на вересковой пустоши три года назад.
Она вернется в океан и победит его! Одна, ей никто не нужен. И это не месть, не жажда искупления, она так и не нашла объяснения – что это, просто иначе она не сможет жить.
Продолжение следует
- От сердца отрываю!
Энн мрачно смотрела на высокого блондина, выговор и скулы которого выдавали выходца из Скандинавии. Она и не думала рассыпаться в благодарностях. В конце концов, она готова платить – и не готова набавить и пенни.
Скандинав посмурнел, пожал плечами и поставил подпись под купчей.
Так Энн Дэвисон стала владелицей яхты, которую в пику судьбе тут же окрестила «Фелисити Энн» - «Счастливая Энн».
- Я намерена пересечь Атлантику, - озвучила свои планы Энн, выложив перед портовыми чиновниками весь необходимый набор документов.
- В одиночку? – глаза видавших виды моряков округлились от удивления.
- Да.
- Но это невозможно!
- Но это не запрещено! – парировала Дэвисон.
Повисла пауза. Энн подумала: хорошо, что они не спрашивают, почему именно Барбадос она выбрала конечной точкой своего маршрута. Фрэнк хотел попасть именно на Барбадос…
- Мы обязаны вас предупредить… - неуверенно заговорил один из служащих.
- Вот, - перебила Дэвисон, выкладывая на стол вырезанную из газеты заметку. – В 1928 году немец Пауль Мюллер в одиночку пересек Атлантику. В 1949 году уже вместе с дочерью он отправился в плавание из Германии через порты Испании и Канарские острова с намерением достичь берегов Аргентины. Весной 1950-го Пауль скончался на борту их 5-метровой яхты, находившейся в тот момент посередине океана. Ага Мюллер, дочь моряка, долго блуждала в одиночестве по океану, пока ей не удалось добраться до берегов Либерии. Так что, господа, у меня была предшественница. И что смогла сделать Ага Мюллер, смогу сделать и я. Еще вопросы есть?
- Вы идете на своей яхте? Нет ли у вас каких-либо финансовых проблем?
- На своей. И, слава богу, нет.
Служащий пошелестел бумагами, прочитал:
- Бермудский шлюп. Длина 23 фута. Ширина 7 футов. Осадка 4.6 футоа. Водоизмещение 4 тонны. Площадь парусов 183 фута. Вспомогательный мотор – дизель в 5 л. с. Так…
Энн добавила не без язвительности:
- Покрашен в две краски – белую и голубую. Голубой больше.
Мужчина покраснел:
- Что ж, миссис Дэвисон, что бы я не думал на сей счет, но я не имею достаточных оснований, чтобы запретить вам выход в море. Прошу вас…
Получив документы, Энн отправилась в порт.
18 мая 1952 года «Фелисити Энн» покинула Плимут и взяла курс на юг.
Через тернии
Она была никудышным мореплавателем. За четыре дня пройдено было чуть более 200 миль. И это при спокойном море и устойчивом ветре.
На пятый день ей показалось, что яхта словно огрузла. Она приподняла пайолы и с ужасом увидела, что под ними плещется вода, между делом погубившая большую часть ее продуктового запаса. Энн схватилась за рукоятку трюмной помпы и начала судорожно дергать ее вверх – вниз, вверх – вниз… Да толку! Помпа не работала. Логика подсказывала, что засорились фильтры, а может, шланги, и забились они не чем-нибудь, а остатками испорченных водой продуктов. Наверняка с этим можно было справиться, возможно, даже без особого труда, но если бы она знала – как! Увы, Энн Дэвисон ничего не понимала в насосах и поэтому поступила просто: она приняла конец от рыбацкой лодки, счастливым образом оказавшейся поблизости. Добродушный бретонец с готовностью согласился отбуксировать «Фелисити Энн» в бухту Дуарнене.
- Не за что, мадам!
Все дни пребывания на берегу она то и дело слышала эти слова от галантных французов. Ей помогали от чистого сердца, не требуя оплаты. Трещину в корпусе заделали, проверили мотор, подарили два ящика апельсинов. И заверили, что в Виго, следующем пункте маршрута, тамошние моряки ее тоже не оставят вниманием.
- Конечно, испанцы не так предупредительны, как мы, мадам, но каждый моряк сочтет своим долгом оказать помощь женщине, оказавшейся в трудной ситуации.
Энн попрощалась с гостеприимными жителями Дуарнене и пустилась в путь через Бискайский залив.
Всего-то 300 миль, но чтобы преодолеть их, «Фелисити Энн» потребовалось пять дней. Обычно бурный, нелюбимый за свое коварство, Бискайский залив был тих и спокоен. Единственное, что досаждало Энн, это туманы – густые, как гороховый кисель, и липкие, как промокшая насквозь рубашка.
Позже она напишет в своей книге, рассказывающей о тяготах плавания через Атлантику:
Берег был все ближе, и страхи Энн лишь множились. Она отчаянно боялась, что на подходе к Виго ее протаранит какое-нибудь судно. Возникнет из тумана, пройдется утюгом по ее яхточке и, даже не сбавив ход, вновь растворится. У нее не было сирены, и чтобы хоть как-то обозначить свое присутствие в море, Энн била поварешкой в сковороду. Но все обошлось, туман поднялся, и она увидела испанский берег…
В порту ее встретили моряки и репортеры. Первые, как и предвещали их французские коллеги, проявили заботу о «Фелисити Энн», стараясь особенно не докучать ее хозяйке. Вторые были куда менее тактичны. Они ждали Дэвисон уже пару дней, у них уже были наготове слезливые статьи о ее исчезновении и, вероятнее всего, гибели, и вдруг – она. Ясно, что им хотелось соорудить что-то эдакое, пусть не равное, но хотя бы соизмеримое со статьей о трагическом финале безумного путешествия безумной англичанки. Вот они и набросились…
- Вы часто вспоминаете мужа?
- Вы по-прежнему хотите продолжить плавание?
И так далее, и так далее… Энн пыталась сдерживаться, и все же не выдержала:
- Оставьте меня в покое!
Репортеры довольно застрочили в своих блокнотах:
Энн так и поступила – не стала задерживаться дольше необходимого.
Девятнадцать дней она добиралась до Гибралтара, придя неделей позже заявленной даты. И вновь ее ждали репортеры, и снова они уже похоронили ее в пучине вод морских. Не вышло…
Переход до Касабланки, куда «Фелисити Энн» прибыла 25 июня, занял неделю. От африканского побережья Дэвисон направилась к Канарам. В день она проходила менее 20 миль, так что появилась в Лас-Пальмасе только через 29 дней.
Вот строки из ее книги «Мой корабль так мал», вышедшей в 1956 году:
«Бывали серые, как жемчуг, ночи. Бывали закаты, когда оранжевое солнце сползало в свинцовый океан с кроваво-красного неба. Бывали восходы такой прозрачной ясности, что поневоле верилось: на моих глазах мир рождается заново!
Погода менялась с потрясающей быстротой, и предсказать ее изменения я, опытный летчик и бывалый фермер, была не в состоянии. Знакомые приметы и верные предзнаменования здесь, в низких широтах, не означали ничего. Давление росло и падало без каких бы то ни было последствий. В конце концов, я перестала пытаться угадать, что ждет меня через час, тем более через день, и вручила свою судьбу провидению.
Корпус яхты обрастал ракушками, которые невозможно было удалить. Я почти не рифила паруса, настолько слабым был ветер или его не было вообще. Случались дни, когда мусор, брошенный за борт утром, все еще плавал рядом с яхтой вечером. Тишина была совершенно первобытной – ни стука, ни скрипа снастей, и казалось, что я одна на планете. Я – и облако, мой верный товарищ. А еще чудилось, что я вижу дно океана, настолько прозрачной была вода. И в этой воде, в тени судна, безмятежно кружились рыбы…
В течение первых девяти дней после выхода из Касабланки я не видела ни одного судна. И я настолько свыклась со своим одиночеством, что когда на горизонте появился пароход, а за ним второй, я невольно произнесла вслух:
- Что вы делаете в моем океане?»
Чтобы убить время, Энн взялась отремонтировать паруса. Еще в Гибралтаре их изрядно подпортило топливо, вытекшее из прохудившегося бака. Но потом, когда «Фелисити Энн» буквально вползла в границы района оживленного судоходства, о беспечности пришлось забыть. Начались бессонные ночи. Справляться с ними помогали таблетки фенамина. Но у этого возбуждающего нервную систему препарата оказалось побочное действие: мысли разбегались, сосредоточиться было невозможно. Возникли проблемы с навигационными приборами и прокладкой курса. Энн вовремя спохватилась и уменьшила дозу, и заодно постаралась разнообразить меню, надеясь, что это поможет привести организм «в чувство». По счастью, у нее было, что предложить себе и на завтрак, и на обед, и на ужин. Это на подходе к Дуарнене она почти голодала, а в пути до Виго питалась почти исключительно апельсинами. Сейчас у нее были и картофель, и капуста, и банки с консервированными помидорами. Роскошь! Еще она стала принимать больше витаминов, без которых напрочь отказывалась заживать даже самая легкая царапинка.
Потом она будет вспоминать:
«Один ужин был особенно незабываем. Но не из-за меню. Это было в воскресенье пятого октября. Приблизительно в 17.50.
Я собиралась приготовить себе некое блюдо, главным ингредиентом которого был тертый сыр, когда взглянула в иллюминатор и увидела пароход. Он должен был пройти много восточнее, и я спокойно продолжила свои кулинарные упражнения. Однако, когда я снова подняла глаза, то обнаружила, что корабль изменил курс и идет прямо на меня. Разумеется, я тут же выскочила в кокпит. Корабль подходил все ближе, а я все больше волновалась. Я даже пригладила свои обычно взъерошенные волосы! А еще у меня дрожали пальцы, а сердце билось, как сумасшедшее. Ну, прямо девушка перед свиданием…
Это был белоснежный итальянский лайнер. С его капитанского мостика несколько офицеров разглядывали нас с «Фелисити Энн» в бинокли. На палубах толпились пассажиры – и тоже глазели на нас. Я дружелюбно помахала рукой, и десятки рук на корабле поднялись в ответном жесте. Лайнер дал гудок и отправился дальше, к берегам Европы, оставив за кормой свою маленькую «сестренку». А я… Я приготовила ужин, поела и устроилась в кокпите.
Наступила ночь, и в эту ночь я была не так одинока, как в предыдущие».
В Лас-Пальмас-де-Гран-Канария первыми ее встретили… ну, разумеется, журналисты.
- Миссис Дэвисон, мы уж думали, что на этот раз вы точно погибли… - брякнул кто-то в толпе, ощетинившейся фотоаппаратами.
- Простите, что разочаровала вас.
- Скажите…
- Никаких интервью! У меня есть дела поважнее.
«Мой корабль так мал…»
Ей надо было подготовить «Фелисити Энн» к трансатлантическому переходу. Сделать предстояло многое: зачистить корпус, покрасить его, провести профилактику двигателя, обновить такелаж, пополнить запас пресной воды и продуктов.
И тут Энн вновь столкнулась с удивительной открытостью простых людей – моряков, ремонтников, торговцев. Все искренне стремились помочь, и сердце Энн, заледеневшее на продуваемых скалах Дорсета, стало оттаивать. Она так упорно подчеркивала свою независимость, так стремилась справиться со всем сама, а на деле не смогла обойтись от поддержки десятков людей. И самое главное – эта поддержка, это дружеское участие не были ей в тягость. Она открывалась навстречу людям, и это ей нравилось. Как сказал Хемингуэй? Кажется, это сказал он. Человек не может быть один… Все так. Именно так!
К двадцатым числам ноября яхта была готова к плаванию. Энн не могла налюбоваться на свое суденышко, сверкавшее новой краской, и думала: «Если мы уцелеем…. а мы уцелеем!.. какая судьба ждет тебя, «Фелисити Энн»»? Надеюсь, счастливая, не зря же ты так названа. Кто скажет? Кто знает?».
Энн Дэвисон не могла этого знать, но это знаем мы.
Пришло время, и она рассталась с «Фелисити Энн». После этого следы яхты теряются. Лишь в 1980 году…
- Это она!
- Не может быть!
Две подруги-учительницы из Анкориджа, покинувшие Аляску ради отпуска в Калифорнии, обнаружили легендарную яхту Энн Дэвисон в полуразрушенном сарае недалеко от Сан-Диего.
- Мы ее покупаем!
Хозяин яхты, ничего не знавший о ее славном прошлом, запросил за судно сущие гроши, и «Фелисити Энн» на трейлере отправилась на Север.
Подруги пытались восстановить яхту: сделали новый настил, укрепили шпангоуты, но довести работу до конца им не удалось по причине печальной: одна из учительниц умерла, а у другой… у другой просто опустились руки. И когда к ней с предложением купить яхту и словами: «Это больше, чем лодка, это живое существо!» - обратился судья Джон Хатчинс из городка Хайнс, она согласилась уступить и отступиться.
Ремонт был продолжен. Как выяснилось, предыдущие владелицы упустили самое важное: у «Фелисити Энн» был гнилой киль. Кроме того, требовалось установить двигатель и трюмную помпу.
Новый киль был изготовлен из так называемого «фиолетового» дерева, которое еще встречается в лесах юга Мексики и отличается особой твердостью, равно как и устойчивостью к гниению.
- Мистер Хатчинс, какие ваши дальнейшие планы относительно «Фелисити Энн»? – поинтересовались журналисты, собравшиеся у стоящей на кильблоках яхты в день 50-летия окончания трансатлантического рейса Энн Дэвисон.
- Я бы хотел передать ее какому-нибудь университету. Понимаете, эта яхта не должна принадлежать одному человеку, она должна быть объектом вдохновения для многих людей. Я уверен, что обязательно найдется юная девушка, которая, увидев «Фелисити Энн», скажет себе: если Энн Дэвисон смогла сделать это, я тоже смогу сделать что-то подобное! О другом я и не мечтаю.
В 2010 году судья Хатчинс подарил яхту Энн Дэвисон Северо-западной школе судостроения в Порт-Хэдлоке. Руководство школы пообещало закончить все ремонтные работы за два года, после чего «Фелисити Энн» станет учебным судном, причем приоритет в наборе команды будет отдан женщинам.
Так и произошло.
На Запад!
Энн Дэвисон покинула Лас-Пальмас 25 ноября 1952 года. В ее планах было преодолеть Атлантику за 35, максимум за 40 дней. Однако погода вновь стала испытывать ее на прочность. Из-за нескончаемых штилей она никак не могла войти в зону пассатов. В то же время едва ли не каждый день налетали шквалы, так что Дэвисон приходилось почти безотлучно быть при румпеле, ведь «Фелисити Энн» не имела подруливающего устройства.
На ночь Энн спускала паруса и, выбросив за борт плавучий якорь, ложилась в дрейф. Несколько часов сна ей были просто необходимы. Как-то в рассветных сумерках ветер внезапно усилился до штормового, поднялись злые короткие волны, и яхту, которая до того уверенно справлялась с ними, вдруг развернуло бортом. Оказалось, сорвало плавучий якорь. Когда волнение поутихло, Энн сделала новый якорь из холщового мешка и обручей от бочонка с водой.
Бочонок был ей не нужен. Рейс затягивался, и пресная вода была на исходе. Ее приходилось экономить, пополняя запасы во время нечастых дождей.
И все же она продвигалась вперед, не позволяя себе предаваться унынию. В своей книге она признается: «Немало мне выпало страшных дней, но больше было великолепных». Развлекая себя, и для того, чтобы услышать собственный голос, она разговаривала с дельфинами и птицами, черепахами и летучими рыбами, даже акулы, ее неутомимые спутницы, вызывали у нее симпатию.
- Спасибо, - говорила она обитателям моря. – Спасибо вам. Без вас мне было бы тяжелее. Но не обижайтесь, я хочу к людям.
На шестидесятый день, когда яхта шла с зарифленными парусами, а вокруг бушевал океан, Дэвисон заметила на горизонте тонкую линию. Это был Барбадос!
Радость переполняла ее, но Энн была настолько истощена, что не смогла идти галсами. Ее пронесло мимо острова. Если бы она увидела какое-нибудь судно, если бы ее заметили и предложили помощь, ей-богу, она не отказалась бы принять ее, пусть даже строгие критики поставят ей это в вину и откажутся признавать первой женщиной, в одиночку пересекшей Атлантику. Но море было пустынно.
Через два дня она увидела берег острова Сент-Люсия, который приняла за Гренаду. 27 января 1953 года Энн Дэвисон ввела свою яхту в залив Принс-Руперт острова Доминика. Чего ей это стоило, не описать словами. Не будем и пытаться…
Переждав зимние шторма, Энн Дэвисон отправилась к Багамским островам, оттуда к Флориде, затем к Нью-Йорку. Там 25 ноября 1953 года ей была оказана восторженная встреча.
- Вы сделали это! – кричали люди, заполнившие причал.
А Энн хотелось ответить:
- Мы сделали это!
Потому что человек не может быть один.
Досье
Энн Дэвисон родилась в Лондоне в 1914 году. Ей было 38 лет, когда она стала первой женщиной, в одиночку пересекшей Атлантику под парусом. В следующие пять лет Энн на своей яхте ходила между Нью-Йорком и Багамскими островами. Потом у нее рождается новый план, ради осуществления которого она продает «Фелисити Энн». Ее новое путешествие – это одиночное плавание от Гудзонова залива через Великие озера, по Миссисипи и Мексиканскому заливу во Флориду. Путешествие едва не сорвалось, потому что у Дэвисон обнаружили злокачественную опухоль. Однако операция прошла успешно, и Энн отправилась в путь. Она плыла на 17-футовой лодке «Близнецы», оснащенной двумя подвесными моторами. После этого приключения Энн решила угомониться. Она поселилась во Флориде, где жила тихо, зарабатывая тем, что разводила породистых кошек. Умерла Энн Дэвисон от рака в 1992 году.
Опубликовано в Yacht Russia №32 (7 - 2011)
Мороз, ветер, поземка. Случалось ли вам видеть парусные гонки в такую погоду? По белой равнине, поднимая снежную пыль, летят десятки разноцветных крыльев...
Издавна считается, что борода моряка - символ мужской силы, отваги, воли, мудрости, гордости. Особенно если эта борода шкиперская, фирменная.
Объемные очертания, надежная рубка и много лошадиных сил – вот что отличает мотосейлер от других яхт. Когда-то весьма популярные, сегодня они занимают на яхтенном рынке лишь узкую нишу. Собственно, почему?
«Если вы знаете историю, если вы любите корабли, то слова «обогнуть мыс Горн» имеют для вас особое значение».
Сэр Питер Блейк
Каждый яхтсмен должен быть «на ты» с навигационными огнями – судовыми и судоходными. Но есть огни, которые «живут» сами по себе, они сами выбирают время посещения вашего судна, а могут никогда не появиться на нем. Вы ничего не в силах сделать с ними, кроме одного – вы можете о них знать. Это огни Святого Эльма и шаровая молния.
Питер Блейк… Он вошел в историю не только как талантливый яхтсмен, но и как признанный лидер, ставший «лицом» целой страны Новой Зеландии, показавший, что значит истинная забота и настоящая ответственность: на самом пике спортивной он оставил гонки и поднял парус во имя защиты Мирового океана – того океана, который он так сильно любил