Фред Ребелл: вне закона
Его звали Пауль Кристиан Юлиус Спроге. Он родился 22 апреля 1886 года в Виндау (так до 1917 года назывался Вентспилс). Четверть века прожил в Австралии под другим именем - Фред Ребелл. А потом в одиночку, на крошечной яхте, без документов пустился в плавание по Тихому океану. В Калифорнии его назвали преступником... 
Фред Ребелл с секстантом собственного изготовления Он и "Элен"Пробный выход в Сиднейском заливеСамодельные навигационные инструменты"Элен" ремонтируется на ГавайяхДва мореплавателя-одиночки: Гарри Пиджен и Фред Ребелл

Текст Сергея Борисова

Сложные вопросы

Когда увидел землю, он закричал – что-то неразборчивое, торжествующее. Это был остров Янута. Ступив на берег, он с испугом обнаружил, что земля качается, и лишь потом понял, что качается сам. И подумал, что 61 день одиночества в океане и 2600 миль за спиной кого угодно превратят в бредущего вразвалочку моряка.

Задерживаться здесь он не собирался – до Вити-Леву, главного острова архипелага, было всего 35 миль. Лишь оказавшись там, он сможет сказать себе, что его плавание увенчалось успехом, по крайней мере первый его этап, а значит, можно идти дальше.

Он миновал россыпь рифов и островков, и вот она – Сува, столица Фиджи. Пришвартовавшись, он отправился в управление капитана порта. У него было рекомендательное письмо к некоему мистеру Осборну, а помимо этого письма не было ничего: ни паспорта, ни документов на лодку, вообще ни одной из тех бумажек, без которых жизнь человека, тем более яхтсмена, кажется, и представить невозможно.

Мистер Осборн позвонил медику, в полицию, таможенникам – и тем ограничился, хотя проситель явно рассчитывал на большее. Пришлось возвращаться на лодку и ждать. Первым пришел санитарный врач. Более всего его интересовало, имеется ли на борту «Элен» медицинский сертификат из Сиднея. Такового не имелось.

– А известно ли вам, – изрек эскулап, – что вы сошли на берег, не подняв карантинного флага, и за это вас полагается оштрафовать? А еще на вашем, с позволения сказать, судне нет даже самого элементарного набора лекарств. И вообще, вы здоровы?

– Признаться, доктор, я чувствую себя хуже, чем до беседы с вами.

Санитарный врач оказался глух к сарказму. К тому же ему было жарко, он потел, он устал, поэтому он не стал настаивать на соблюдении всех формальностей – подмахнул бумагу, разрешающую пребывание на берегу, и ретировался.

Потом пришел таможенник. С ним было просто – у Фреда Ребелла не было ничего, подлежащего декларированию.

Следом появился полицейский, подозрительный и надменный англичанин.

– Ваше имя?

– Это сложный вопрос.

– Что в нем сложного?

– Долго объяснять. Пишите – Фред Ребелл.

– Национальность.

– С этим проще – латыш.

– Допустим…

– Что значит «допустим»? – возмутился человек, назвавшийся Фредом Ребеллом.

– Гражданство?

– Это тоже сложный вопрос. Я родился в Российской империи, четверть века прожил в Австралии, а сейчас направляюсь в Калифорнию. Возможно, я стану американцем, хотя гарантировать не могу. И вообще, мне лично больше импонирует быть гражданином мира.

Полицейский пожал плечами. Ни с чем подобным он прежде не сталкивался, однако его служба на острове Вити-Леву, не обремененная излишней отчетностью, имела то преимущество, что он мог позволить себе без излишнего пиетета относиться к букве закона. Конечно, если рассудить здраво, то сидящий перед ним человек, утверждающий, что прибыл из Сиднея на этакой скорлупке, более всего смахивает на беглого каторжника. Потому что только преступник, скрывающийся от правосудия, способен на такое самоубийственное предприятие. Хотя, с другой стороны, чего не бывает в этой жизни?

– Гражданство – ставим прочерк, – сказал он. – Какой суммой располагаете, рассчитывая на пребывание в Суве?

– Полагаю, что не больше той, которую мне придется заплатить за нарушение карантинного режима.

Не имея больше вопросов, полицейский выдал справку о том, что претензий к мистеру Фреду Ребеллу, капитану яхты «Элен», не имеется. Напоследок он сказал:

– И все же, мистер Ребелл, настоятельно советую вам озаботиться оформлением паспорта.

– Благодарю, господин полицейский, но человеку главное – иметь тело и душу, и так ли важно, что на этом теле нет этикетки? Поверьте, я знаю, о чем говорю.

Человек с документами

Его звали Пауль Кристиан Юлиус Спроге. Он родился 22 апреля 1886 года в Виндау (так до 1917 года назывался Вентспилс). Мальчишки этого портового города в большинстве своем мечтали стать моряками. Пауль бы исключением. Послушный сын, он готов был следовать тому жизненному пути, который начертали для него отец – Генри Спроге, учитель начальных классов, и мать, урожденная Шульц, домохозяйка. Родители видели его банковским служащим. Мальчик был примерным учеником в школе, успешно закончил коммерческое училище и, к радости родителей, стал банковским клерком. Однако пришло время служить в армии, и тут распланированная на годы жизнь полетела кувырком. Виной тому была… книга.

Много позже, когда уже писал собственную, он не мог вспомнить ни автора той книги – какая-то австрийская графиня, ни ее название, но отчетливо помнил свое впечатление от нее. В романе описывались страдания женщины, пережившей войну, и Пауль Спроге решил, что он никогда не будет принимать участия в этом безумии, ибо война – это крайнее проявление сумасшествия, по чьей-то злой воле навязанного миллионам людей.

Ему исполнился 21 год, и его собирались поставить под ружье. А он не хотел – и бежал. Без документов, почти без денег, за границу. Увы, ему хватило нескольких дней, чтобы не только добраться до Гамбурга, но и понять, что немецкие законы столь же непримиримы к простому человеку, как законы российские. Так, ему нужна была работа, но, не имея паспорта, он не мог получить ее. Наверное, большей глупости и придумать было нельзя: он пошел к русскому консулу с просьбой выписать ему паспорт. Разговор был недолгим, да и какой может быть разговор между чиновником на государевой службе и дезертиром?

– Уходите, – сказал консул. – Все, чем я могу вам помочь, это сделать вид, что вас здесь не было.

Выйдя из консульства, Пауль в задумчивости шел по направлению к порту, когда взгляд его зацепился за вывеску магазина подержанных вещей. И он подумал: если люди покупают подержанную мебель, что мешает ему купить подержанный паспорт?

Тем же вечером он переступил порог питейного заведения, известного в узких кругах как «Трактир уголовников». Там в задних комнатах был настоящий рынок паспортов. Он выбрал самый потрепанный и оттого, наверное, такой дешевый. Всего несколько марок.

В его ближайших планах было стать моряком, и потому на следующий день он отправился в Морское управление, так как помимо паспорта, чтобы получить работу, надо было иметь морскую лицензию. Там он выложил на чиновный стол паспорт и заявил о желании уйти в море… во славу Германии и кайзера, естественно.

На вопрос, ходил ли он в море раньше, Пауль, теперь немец по паспорту, честно ответил, что такого опыта не имеет. После этого чиновник Морского управления извлек из шкафа гигантский гроссбух и зашелестел страницами.

– Однако здесь указано, – поднял он голову, – что вы уже плавали, причем на трех разных судах, и последнее покинули без дозволения капитана, не забрав свою книжку моряка.

– Это ошибка, – пробормотал проситель и выскочил из кабинета прежде, чем его успели задержать.

Так вот почему паспорт стоил так дешево! Его владелец натворил что-то настолько серьезное, что решил исчезнуть, сменить имя, паспорт был уликой, и он его сбыл с рук за сущие гроши, а может, просто выкинул, а кто-то подобрал и пустил в продажу

Здравый смысл подсказывал, что паспорт нужно выбросить, но Пауль поступил иначе. В аптеке он купил кое-какие вещества, убирающие чернила, и вскоре в соответствующей графе его паспорта появились новое имя – Фред Ребелл. Это имя и эту фамилию он услышал в «Трактире уголовников», и принадлежали они разным людям. Вот он ими и воспользовался. А вообще-то ему было все равно, как его будут величать, только бы имя звучало «по-английски». Он собирался добраться до Австралии – говорят, это последнее убежище для свободных людей в этом несвободном мире, а там, в заморских владениях Британской Короны, проще быть англичанином.

Утром он вновь был в Морском управлении. Подгадав так, чтобы попасть к другому регистратору, он предъявил паспорт и повторил вчерашние слова о стремлении выйти в море. Сверившись с записями в гроссбухе, чиновник убедился, что Фред Ребелл ни в чем крамольном не замешан, и выдал ему книжку моряка.

Через несколько дней Фред Ребелл стал помощником кочегара чумазого парохода. Однако на этом везение кончилось – суда, на которых он работал следующие два года, ходили куда угодно, но только не в Австралию. И тогда Ребелл решил отправиться на далекий континент «зайцем». Сначала он нашел нужное судно, а потом спрятался в угольном бункере. Через сутки после отплытия он предстал перед помощником капитана… и его зачислили в команду, отправив туда, откуда он явился, в кочегарку.

В Сиднее он попрощался с морем. Шел 1909 год. Он начинал новую жизнь.

Те же проблемы

На Вити-Леву он провел семь недель. Власти архипелага его более не беспокоили, зато приветливостью простых островитян он обойден не был. Виноват в том был корреспондент газеты «Фиджи Таймс», которому о его прибытии сообщил приятель, тот самый полицейский, который чуть было не принял Ребелла за закоренелого преступника. Корреспондент примчался в порт, и на следующий день в газете появилось интервью с «бесстрашным мореплавателем-одиночкой». И началось паломничество…

Его зазывали в гости, все старались ему услужить, помочь. В результате ко дню отплытия не только он находился в отличной форме, но преобразилась и его «Элен». Ее подняли на берег, очистили от ракушек и водорослей, покрасили, обновили такелаж. Еще Ребеллу подарили комплект карт, компас и барометр. А еще потрепанный, но крепкий грот.

Лишь отдав швартовы, Фред Ребелл почувствовал, как сдает свои позиции знаменитая «лихорадка малуа», коей в той или иной мере страдали все местные жители и которой успел заразиться он сам, то есть полное нежелание что-либо делать, говоря проще – лень.

20 апреля 1932 года «Элен» покинула Суву и взяла курс на острова Самоа. Плавание было не слишком трудным – единственное, чего опасался моряк, это рифы, поэтому осторожничал и даже позволил себе сделать остановку на острове Наитамба, где стал дорогим гостем в доме местного плантатора.

В столицу Самоа – Апиа – он пришел 24 мая. Бросил якорь и поднял карантинный флаг. Теперь у него были кое-какие документы: покидая Суву, он вытребовал себе в управлении порта справку, что он был на Вити-Леву, что никакую заразу на архипелаг не принес и не собирается делать этого в других местах. Вот только паспорта у него не было…

Его отплытие из Сиднея фактически было бегством. За неделю до этого он получил извещение о необходимости погасить задолженность по налогам. Делать это он не собирался категорически! Во-первых, потому что это стало бы одобрением действиям правительства, которые из средств таких, как он, трудяг выплачивало пособия по безработице десяткам тысяч бездельников. Во-вторых, он с глубоким презрением относился к любым бумагам, низводящим человека до уровня статистической единицы. Однако, не погасив задолженность, он не мог получить паспорт, выдававшийся тем, кто собирался покинуть Австралию, и не мог получить судовые документы на «Элен». И все же он предпочел остаться верным принципам, а документы… их отсутствие он как-нибудь объяснит.

И вот – Самоа. Однако и здесь все сошло благополучно. Конечно, нет человека въедливее и вреднее, чем чиновник, облеченный властью. Слово для них ничего не значит, они доверяют лишь бумагам. Это правило, однако, как убедился Ребелл, буксует на Южных островах. Другое дело – Гавайи. Это уже территория США. Там может быть совсем другое отношение.

Так и случилось. Он покинул остров Рождества и спустя двадцать шесть дней бросил якорь в гавани Гонолулу. Целый день он ждал лоцмана, санитарного врача и представителей таможенной и полицейской служб. Не дождавшись, вошел в порт.

– Ваши карантинные свидетельства, – потребовал наконец-то прибывший врач.

Ребелл послушно предъявил бумаги из Сувы, Апиа и с острова Рождества.

У таможенника – обычное дело – тоже не было к нему претензий.

Что касается паспорта, то на сей раз Фреду Ребеллу было что предъявить… На острове Рождества он сделал его своими руками: заполнил, прилепил фотографию – он на фоне своей яхты. И правда, если он сам всегда принимал решение, где жить и как жить, то самое логичное и в вопросе паспорта довериться себе, а не чьим бы то ни было правительственным учреждениям. А чтобы паспорт приобрел какой-никакой «вес», он попросил месье Ружье, фактического правителя острова Рождества, ибо других представителей белой расы там не было, сплошь туземцы, поставить визу, что тот и сделал. А в Соединенных Штатах действует прецедентное право: где одна виза – там и другая…

– Ваш паспорт нельзя считать официальным, — заявил чиновник иммиграционной службы, – поскольку он не выдан каким-либо государством.

– Я сам себе государство, – ответил Ребелл. – И сам выписал себе этот документ. Если он вас не устраивает, можете вышвырнуть меня обратно в море.

Его оставили в покое. Напоследок офицер, что называется «не для протокола», поинтересовался, что подвигло мистера Ребелла к тому, чтобы в одиночку пересечь океан. Тот задумался, а потом ответил:

– Превратности любви.

Не корысти ради

В начале XX века переселенцев в Австралии встречали с распростертыми объятиями. Прошлое человека, есть у него документы, никого это не интересовало.

Фред Ребелл отправился буш, где безвозмездно раздавали участки земли, с намерением стать фермером. Но чтобы расчистить участок от леса, нужны были деньги, и он стал работать на лесопилке. Когда в его кармане завелись монеты, он решил, что пора жениться. С женским полом, однако, на новых землях было негусто. Поселенцы, как правило, выписывали себе невест со своей покинутой родины. Так поступил и Ребелл. Он дал объявление в латвийских газетах: мол, так и так, молодой фермер из Австралии хочет вступить в переписку с молодыми женщинами с целью заключения брака.

Первая девушка, рискнувшая отправиться в дальний путь, повернула с полдороги. Зато вторая, ее звали Лони Круминь, несмотря на начало войны, ведь шел 1914 год, не отступилась: доехала до Архангельска, оттуда перебралась в Англию и там села на пароход до Австралии.

Ребелл встретил ее в Сиднее и там же узнал, что общение с капитаном шхуны, на которой Лони отплыла из России, не прошло бесследно. Первым его порывом было отправить девушку домой или просто оставить на причале. Однако он сдержал себя. Вскоре они поженились. Через несколько недель Лони родила мальчика, которого назвали Паули.

Семейная жизнь, однако, не доставляла радости ни Фреду, ни Лони. Семь лет спустя, надеясь, что перемена мест благотворно скажется на их отношениях, он продал ферму и перебрался сначала во Фримантл, потом в Перт, потом в Сидней.

Прошло еще несколько лет, и брак развалился окончательно. Когда сердечная рана чуть затянулась, Ребелл снова стал обращать внимание на женщин. И ему приглянулась одна продавщица, скромная, статная, темноглазая. Он буквально потерял голову, а в ответ услышал:

– Я не желаю, чтобы вы беспокоили меня.

Услышав такое, он почувствовал себя раздавленным. А тут еще экономический кризис, который докатился до Австралии. Он потерял клиентов, скромные сбережения таяли, на бирже труда он стал получать пособие по безработице. Все было плохо, все – бессмысленно, и в конце концов единственным выходом стало казаться – шагнуть вниз с утеса, что возвышается над Сиднейской гаванью. В те дни к такому решению рассчитаться с судьбой прибегали многие.

Он стоял на вершине, смотрел на волны далеко внизу и вдруг подумал: какой смысл уничтожать тело, если страдает душа? И в загробном мире ее страдания продолжатся, поскольку лишь тело тленно…

Он спустился с утеса и отправился в библиотеку, где попросил подобрать ему все книги, что есть, по эзотерике, оккультизму, спиритизму. Он хотел понять, знает ли хоть кто-нибудь, что находится там, за чертой?

Эта счастливая пауза оказала на него благотворное влияние – сводить счеты с жизнью ему больше не хотелось. В то же время находиться на австралийской земле у него тоже не было мочи. Куда уехать? Разумеется, в Соединенные Штаты, страну обетованную.

– Наши иммиграционные законы строги, – сказал ему американский консул. – Получить вид на жительство очень трудно. Только визу вам придется ждать несколько лет.

Ребелл встал, расправил плечи и произнес:

– Ошибаетесь! Очень скоро я буду в Штатах. Я не буду покупать билет туда, не поеду «зайцем» и не стану наниматься матросом на судно. И мне не нужна виза!

Это было подобно озарению: он отправится к берегам Америки под парусом! В одиночку!

Через несколько дней мысль оформилась в четкий план, для выполнения которого нужны были деньги. Он рассудил так, работа есть всегда – вопрос в том, сколько за нее платят. Он нанялся разнорабочим за жалкие тридцать шиллингов в неделю. Он отказывал себе во всем, и через несколько месяцев у него появилась нужная сумма.

За двадцать фунтов он купил подержанный гафельный швертбот длиной 18 футов. Осадка его составляла всего восемнадцать дюймов, высота надводного борта — двадцать. Лодка была построена как прогулочная, поэтому он удвоил количество шпангоутов, утяжелил шверт, настелил палубу в носу, а в качестве укрытия соорудил брезентовый навес. Для готовки он приобрел примус и пять галлонов керосина к нему. Также он взял с собой карманный фонарик, набор плотницких инструментов…

Далее он занялся закупкой продуктов из расчета на полугодовое плавание. Рис, пшеница, манка, горох, фасоль, овсяные хлопья, порошковое молоко – все это он упаковал в металлические банки, которые покрыл битумом, это должно было защитить их от коррозии. Еще он взял сушеные фрукты, картофель, лук, лимонный сок, оливковое масло. Большой жестяной бак вместил 140 литров пресной воды.

Ничего мясного, а также табак, чай и кофе, он решил с собой не брать, на такую «роскошь» у него элементарно не было денег. Как и на лекарства.

Тем более не было денег на навигационные инструменты. Что ж, тогда он сделает их сам! Для изготовления секстанта ему потребовались: подзорная труда бойскаута; столовый нож из нержавеющей стали, который он отполировал до зеркального блеска; ручная пила, полотно которой пригодилось для угловой шкалы (он изогнул его так, чтобы два зубца пилы соответствовали одному градусу); роль микрометрического винта взял на себя обычный шуруп.

Затем он взялся за механический лаг. Вертушку он сделал из черенка от метлы, закрепив на нем алюминиевые лопасти. В качестве счетчика приспособил часы, доработав их механизм так, чтобы каждая минута на циферблате соответствовала одной пройденной миле.

Роль хронометра должна была исполнить пара дешевых часов.

Средств на карты тоже не было, поэтому он скопировал их с атласа, который обнаружился в публичной библиотеке Сиднея. Жаль, атлас был старый, и на нем отсутствовали многие позже открытые земли, но с такими «мелочами» пришлось смириться.

Была еще одна западня: раньше он никогда не ходил под парусом. И абсолютно ничего не понимал в навигации. Что ж, в море у него будет достаточно времени, чтобы овладеть мореходным искусством, а поможет ему в этом учебник по морскому делу, купленный в букинистической лавке. Правда, издан учебник был 70 лет назад, но по крайней мере азы высокого искусства, коим является, искусство мореплавания, в нем наверняка даны.

Ребелл совершил несколько коротких прогулок по Сиднейской бухте и понял, что в состоянии управлять своей яхточкой. Сверяясь с учебником, проверил секстант, и вычисленная им позиция оказалось отличной от реальной всего на две мили. После этого он счел, что готов к путешествию.

В последний день 1931 года в дальний путь его провожали друзья-плотники из его артели. Их бригадир, Фокси Брайан, осмотрел готовый к отплытию швертбот и высказался в том смысле, что, если чего, возвращайся, Фред, потому как лучше быть бедным, но живым.

– Спасибо, – растроганно ответствовал он. – Но я не вернусь.

Со слабым бризом он направился к выходу из гавани. На подготовку к путешествию он потратил 45 фунтов, почти все, что у него было, и все равно Фред Ребелл чувствовал себя богачом. Он подумал, что так бывает, когда ставишь цель и уже касаешься ее.

А лодку свою он назвал «Элен» – в честь той, темноглазой, статной. Он готов был отдать ей все, что имел, и пускай у него не было, что отдавать, он могла бы оценить… Что ж, может, он услышит о нем, о его лодке с ее именем на борту и тогда поймет, тогда пожалеет…

Ускользнувшая мечта

Восьмого января 1933 года Фред Ребелл вошел в порт Лос-Анджелеса. Его «Элен» прошла восемь тысяч миль по Тихому океану и была еще хоть куда.

Возле пляжа Кабрилло было свободное место для швартовки, и он направился туда. А сутки спустя Фреду Ребеллу было вручено уведомление, что он не имеет права уйти-уехать-скрыться, а его яхта должна оставаться там, где стоит. И так – до выяснения всех обстоятельств: кто он, откуда и почему жив, если все газеты побережья две недели назад сообщили, что он погиб в декабрьских штормах.

Разбирательство затягивалось. Ребелл жил на своей яхте, периодически вызываемый в департамент иммиграции для беседы. Так продолжалось до 10 января следующего года. В тот день Лос-Анджелес оказался во власти шторма. «Элен» рвалась со швартовых, будто понимая, что ей грозит. Худшее и случилось – концы лопнули, якорь пополз. Хотя и не самое худшее – лодку вынесло на береги и бережно опустило на песок пляжа. Казалось, все позади, и так бы и было, если бы не военный катер с заглохшим двигателем. Волна подняла его и бросила на «Элен». Катер раздавил швертбот, как подошва давит упавшее яблоко…

В тут ночь были разбиты 30 яхт, лодок и катеров. Два человека погибли. В ту ночь Фред Ребелл остался без яхты. И тут ему сообщили, что его желают видеть в департаменте иммиграции.

– Сколько вы собираетесь провести времени в этой стране?

– Сколько потребуется, так как имею столько же прав на американскую землю, как и вы.

– Почему? Разве вы родились здесь?

– Я родился на этом свете. И Америка всего лишь его часть.

– Получается, вы не признаете наше правительство…

– Я признаю то правительство, которое защищает жизнь граждан и их собственность.

– Готовы ли вы покинуть эту страну по первому требованию представителей власти?

– Нет. Американский военный корабль лишил меня средства передвижения.

– Значит, если вам будет предписано выехать, вы этого не сделаете? В этом случае мне не остается ничего другого, как арестовать вас.

– Этого требует закон?

– Вы пытаетесь жить вне закона, мистер Ребелл, но, да, этого требует закон.

Так он был арестован и помещен в барак для нелегальных мигрантов. Однако его прибытие в США не прошло незамеченным. О нем писали газеты, журналы, и потому за него вступились – известный сценарист Славенс МакНагг поручился за него, свое мнение высказал и Гарри Пиджен, знаменитый моряк, обошедший на яхте вокруг света.

– Гарри! – спросил его Ребелл. – За время твоего путешествия хоть одно правительство в мире обращалось с тобой так, как обращаются со мной?

– Никогда!

– У вас был паспорт и все документы, – заметил полицейский, в присутствии которого проходила встреча двух мореплавателей.

– Были, – ответил Гарри Пиджен. – Но никто никогда не просил их предъявить!

Сложно сказать, то ли заступничество этих людей сыграло свою положительную роль, то ли американское законодательство оказалось слишком неповоротливым, но Ребеллу объявили, что рассматриваться его дело будет позже, а до той поры он может устроиться на работу, но не имеет права покидать Калифорнию.

Два с половиной года Фред Ребелл подвизался на верфях Лос-Анджелеса в качестве ремонтника. Он латал корпуса, устанавливал моторы, вообще был мастером на все руки. Но потом американское правительство решило-таки выплатить ему компенсацию за разбитую яхту, после чего дело о его незаконном въезде на территории США вновь обрело ход.

В январе 1935 года он был арестован и перевезен под конвоем на поезде в Галвестон, на восточное побережье. Там вместе с другими нелегальными мигрантами его посадили на корабль и отправили в Европу. К этому его пожеланию все же прислушались: он хотел вернуться в Латвию!

Переход до Бремена занял двадцать два дня. Там Фреду Ребеллу вручили билет до Риги. На родине его ждали героем, а прибыл… чуть ли не преступник. Поэтому не было ни торжественных встреч, и газетчики, еще недавно с восторгом писавшие о соотечественнике, покорившем Тихий океан, остались равнодушны к его приезду.

А он и не был в претензии. Он хотел поскорее увидеть родителей, которые, слава Богу, были живы. И он их увидел, сколько же слез радости было пролито в тот день!

Прошла зима, весна, лето. И его вдруг неудержимо потянуло туда, где он был по-настоящему счастлив – в Австралию, на прекрасные острова Тихого океана.

В 1937 году Ребелл решил отказаться от латвийского гражданства и навсегда покинуть Латвию. Он купил 23-футовый рыболовецкий баркас, отремонтировал его, установив киль из железобетона и вышел в море. До Австралии он рассчитывал добраться за год, два… Дальше Ла-Манша ему пройти не удалось. Там его лодка дважды чуть не пошла ко дну, показав, что к дальним плаваниям не пригодна. Но тут – вот же удача! – Ребелл познакомился с английской семьей, которая на своей яхте собиралась отправиться в Южные моря, только ей для этого требовался хотя бы один опытный член экипажа. Фред Ребелл присоединился к ним и 15 декабря 1939 году ступил-таки на австралийскую землю.

В том же году свет увидела его книга «Побег в море».

Два рассказа

В этой книге два повествования: одно – собственно о плавании через океан, другое – о странствиях души.

Покинув Сидней, он закрепил румпель и лег спать. И спал шесть часов! Подобную беспечность не объяснить иначе, как вопиющим дилетантизмом. Но утром он обнаружил, что лодка уверенно режет морскую гладь и беспокоиться, в общем-то, не о чем.

Фред Ребелл и в дальнейшем полагался больше на ветер и «Элен», чем на свои умения мореплавателя. Он рассуждал так: ему не так важен курс, как цель, а сколько он будет добираться до цели, это тем более не важно.

 Гораздо больше его беспокоила сырость, тем более что его брезентовый навес оказался не таким уж водонепроницаемым. Почти все вещи промокли, а любимая мандолина развалилась на части, и ее пришлось выкинуть.

Когда ветер усиливался, он брал рифы или спускал грот, но оставлял кливер, поскольку без парусов «Элен» разворачивало лагом к волне, а сделанный из подручных средств плавучий якорь через несколько часов, когда веревка перетерлась, канул в пучине.

Потом в районе киля открылась течь. Законопатить ее не получилось. Воду приходилось отчерпывать каждые два часа. Ночью Ребелл клал на дно лодки пустую банку, и когда уровень воды поднимался, она всплывала и начинала биться о борта. Чем не будильник?

Он планировал зайти в Окленд, но выбранная стратегия плавания – доверяться ветру, привела к тому, что он слишком уклонился к востоку. Пробиваться на запад – в этом он не видел смысла, и потому взял курс на север, на Фиджи.

Он прошел мимо островов Кермадек, даже не подозревая об этом, потому что на его самодельной карте они обозначены не были. Жизнь на «Элен» между тем вошла в спокойную колею. Ребелл читал, готовил, наблюдал за рыбами и пытался их ловить.

Очень некстати возникли проблемы с определением местоположения. И дело не в самодельном секстанте, к нему как раз претензий не было, но проржавели часы. Удивительно, но ему удалось разобрать их и, не потеряв ни единой детали, починить.

В тропиках с навигацией стало совсем плохо. Небо затянули тучи, и сделать замеры солнца было невозможно. Так продолжалось день за днем, и наконец он, человек, всегда гордившийся своим рациональным умом, в отчаянии решил прибегнуть к последнему средству.

– Боже всемогущий, – воззвал он. – Ты слышишь все молитвы. Дай мне возможность увидеть солнце в полдень, чтобы я смог определиться.

Он не поверил своим глазам, когда без пяти двенадцать тучи разошлись, открыв солнце и позволяя воспользоваться секстантом, а в пять минут первого опять сомкнулись.

На следующий день он увидел землю. Но что это за загадочный клочок суши? Он терялся в догадках, а ночью во сне услышал голос:

– Доверяй своим инструментам. В архипелаге Фиджи есть острова, лежащие гораздо южнее, чем те, что нанесены на твоей карте.

Проснувшись, он заозирался – никого. Значит, ему советуют… ему приказывают доверять его вычислениям. И он взял курс на ту точку, где по его расчетам должен был находиться остров Вити-Леву.

Он шел туда в лавировку, вполне овладев уже парусной наукой. Но яхта отчего-то стала валкой, увеличился дрейф. Лишь во время краткой остановке на острове Янута он понял, в чем дело: сломался шверт, пришлось срочно заняться починкой.

Ребелл снова вышел в море, снова лавировал между рифами, а вожделенного острова все не было. И тогда он решил еще раз обратиться к Всевышнему:

– Боже всемогущий. Сделай так, чтобы завтра на рассвете я увидел горы Фиджи.

Ранним утром он обшарил взглядом горизонт и увидел гору, подножие которой укрывали облака. Он вновь был услышан.

Плавание от Фиджи до Самоа было легким, лишь иногда «Элен» тревожили шквалы. Океан кишел рыбой. Потом появились акулы. Он пытался отогнать их гарпуном, но не слишком в этом преуспел, только гарпун погнул.

Следующий отрезок пути был отмечен непрестанным беспокойством – Ребелл опасался, что его навигационный вычисления далеки от точности. И все же он вышел к атоллу Пукапука, на котором сделал небольшую остановку.

Теперь ему предстояло пройти тысячу миль до острова Рождества. Он шел на север до широты острова Ярвис, это чуть к югу от экватора, после чего повернул на восток. Стаи птиц своим полетом, казалось, подсказывали, что он движется правильным курсом. Потом направление полета изменилось, и он решил, что миновал Ярвис, так и не увидев его.

Продвижению к цели мешали штили, нормальному человеческому существованию – жара. В один из дней вдоль горизонта заскользили-закачались серые столбы. Водяные смерчи приблизились к «Элен», обступили ее, но не тронули, помиловали.

К острову Рождества он подошел в сопровождении десятков акул, лишь у самого берега они исчезли, будто их и не было, словно они не терлись только что спинами о борта его яхты, словно не долбили тупыми мордами по днищу.

А вот на следующем этапе плавания – во время 1200-мильного перехода до Гавайских островов, акулы ему не досаждали. Зато штили буквально выводили из себя. Было утро 15 сентября, когда он увидел Гавайи в сорока милях по правому борту.

Время в Гонолулу пролетело незаметно. Проводить его собралась целая толпа. Маленькая девочка вставила ему в петлицу бутон розы и поцеловала. И он подумал: «Мир не может быть плохим местом для жизни, когда в нем живут такие люди».

Неделю спустя его заметили с американского военного транспорта, капитан которого сообщил Ребеллу их точные координаты.

По мере продвижения на север становилось все холоднее. «Элен» вела себя отменно, оставляя ему много времени для чтения. В который раз Ребелл перечитывал Библию…

Десятого декабря начался такой шторм, какого Ребелл еще не встречал на своем пути. Волны хлестали через борт. Моряк до изнеможения работал черпаком. Утром особо большая и крутая волна положила яхту на борт. «Элен» окунула мачту в воду … и встала на ровный киль.

Только вычерпав воду, он оценил причененный урон: погнуты петли руля, сломан румпель, исчез плавучий якорь… Впору было впасть в отчаяние, и тут он вспомнил заветные строки из Книги Книг: «О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам».

И он взмолился:

– Господи всемогущий, я знаю, Ты слышишь меня. Прошу Тебя именем Иисуса Христа, умерь этот шторм до заката солнца.

Не успел он произнести последние слова, как шторм начал стихать. К закату солнца над мелкими волнами гулял лишь легкий бриз…

Ночью 17 декабря Ребелл увидел корабль – он пересекал судоходную линию Панама—Сан Франциско. Тогда же он понял, что его навигационные вычисления никуда не годятся. Так, 22 декабря, согласно его данным, он должен был находиться где-то в самом центре города Сан-Диего.

Суша была где-то близко, но снова начался шторм, и в самый канун Нового года шквал в клочья изорвал парус. Лишь утром третьего января он увидел землю. Это был остров Сан-Николас, что находится в 80 милях на юго-запад от Лос-Анджелеса. Получалось, что его ошибка в вычислениях составляла почти тысячу миль. Хорошо еще, что промахнуться мимо Америки он так и так бы не смог.

На то, чтобы пройти эти восемьдесят миль, ему потребовалась неделя.

В Америке ему предлагали отправиться в лекционное турне с рассказом о своем плавании. Это предложение он отклонил. А вот когда его попросили выступить на собрании Первой Пресвитерианской церкви в городе Сан-Педро, он согласился. Ему было о чем поведать, ибо в океане его душа, заблудшая в долине отчаяния, обрела мир и покой. А еще он слышал Голос…

Перед самым выступлением в молельном доме он вспомнил слова, с усмешкой сказанные когда-то его приятелем Фокси Брайаном:

– Взгляни-ка, Фредди, вон на того парня. Да он же свихнулся на почве религии.

Сейчас бы он ответил на это так:

– Друг Фокси, это не худший вид сумасшествия.

Чтобы помнили…

Многие люди, встречавшиеся с Фредом Ребеллом, задавались вопросом: насколько он сумасшедший? Что у него не все в порядке с головой, в том сомнений не было, но насколько? Более продолжительное знакомство ничего не проясняло, лишь запутывало окончательно: то ли герой, то ли шут и лицедей и, конечно, редкий упрямец. А может, просто юродивый – из тех, что сидят в рубищах перед храмами и призывают к покаянию?

Действительно, Фред Ребелл был ни на кого не похож, например, его совершенно не мучило тщеславие. То, что он полагал возможным сказать о своем плавании на яхте от Австралии до Калифорнии, он изложил в книге, и все, и достаточно. Позже он и вовсе открестился от им написанного, причем «открестился» в буквальном смысле. Ведь что такое его книга, если не проявление постыдной суеты, жажды не истины, но славы? И что есть слава, которой ему довелось вкусить, если не потакание гордыне? И так ли важно для тех, кому он может помочь встать на путь, указанный Всевышним, что в жизни своей он любил немногих, а его – никто. Кроме Создателя.

Он был моряком, а стал проповедником. И был им до самой кончины. Фред Ребелл умер в 1968 году. Похороны были многолюдными: тут были и единоверцы, почитавшие его едва ли не праведником, и соседи, бок о бок с которыми в пригороде Сиднея он прожил не один десяток лет.

Ему было за восемьдесят. К старости он совсем иссох, однако работал, пока хватало сил, и все больше плотником, как Святой Иосиф, и потому профессией своей очень гордился. Но силы человеческие не беспредельны, и в конце концов Ребелл согласился принимать помощь от одного из своих последователей: уборка жилища, пакеты с продуктами, короткие прогулки, да и просто поговорить. Именно своему опекуну-помощнику, молодому человеку с богатым и темным прошлым, Фред Ребелл завещал то немногое, что осталось у него от плавания по Тихому океану в 1932 году. Секстант, лот… Даже отрекшись от своего прошлого, он не смог с ними расстаться, ибо грешен человек и слаб. Он передал инструменты из рук в руки – и взял слово, что они могут быть явлены лишь тому журналисту, кто захочет написать не о его плавании от берега до берега, а о его пути от неверия к вере.

Такой журналист нашелся много лет спустя, уже в эпоху Интернета. Этот журналист, австралиец, Ален Лукас, собирался писать книгу о яхтсменах-одиночках. Естественно, он не мог пройти мимо такого имени, как Фред Ребелл. Потому что именно Ребелл был первым, кто пересек Тихий океан под парусом с запада на восток, против господствующих ветров, и сделал это на швертботе, что вообще немыслимо.

Однако, собирая материалы для очерка, Лукас обнаружил, что не может располагать ничем, кроме книги Ребелла и нескольких газетных статей. И тогда он бросил клич в Интернете: кто помнит, кто что-нибудь знает – помогите! Откликнулись на удивление многие. Вот только все свидетельства касались последних лет жизни Ребелла – и ни одного факта в дополнение к тем, что уже имелись о его путешествии.

И тут произошло невероятное: с Аленом в чате связался некий человек, сообщивший, что у него хранятся навигационные инструменты Фреда Ребелла. И он готов показать их и, может быть, даже отдать.

Они встретились в одном из парков Сиднея. Незнакомец предупредил, что у него в руках будет брезентовая сумка, а сам он седой, совсем седой.

Лукас пришел загодя, и когда на дорожке появился мужчина с сумкой в руках, с пепельными волосами, падавшими на плечи, он подошел к нему.

– Здравствуйте, это я.

Они сели на скамейку, и мужчина начал свой рассказ. Он был молод и глуп и по глупости натворил дел и попал в тюрьму, а когда освободился, оказался на распутье. А Фред Ребелл был мудр, и вдохновенные речи старика удержали бывшего заключенного от того, чтобы совершить еще большую глупость – повторить прежнюю и вернуться за решетку.

– Он что-нибудь рассказывал о своем плавании? – перебил Лукас.

– Очень мало, почти ничего.

– А инструменты, его навигационные инструменты?

– Вот они.

Мужчина запустил руку в сумку и достал оттуда секстант, потом лаг… Лукас сразу узнал их по фотографиям. Уникальные вещи, ручная работа.

Они сидели долго, потому что долгим был рассказ мужчины с пепельными волосами. Потом уже он стал расспрашивать, что за книгу собирается писать его собеседник. Ален Лукас не без гордости поведал о своих планах. И ему было странно видеть, как мужчина мрачнеет, как опускаются уголки его губ.

– Что-то не так?

– Все не так, – сказал мужчина. – Я не могу отдать вам этот секстант и лаг. Такова была воля Фреда Ребелла. Вы будете писать о его переходе через океан, а ему хотелось другого.

– Чего?

Мужчина не ответил.

– Но я могу сфотографировать эти инструменты?

– Хорошо, фотографируйте, – после томительной паузы ответил мужчина.

Ален Лукас достал фотоаппарат: ну хоть так, хоть что-то.

Когда они прощались, Ален Лукас понимал, что вновь им уже не встретиться. Ах, если бы знать, какой была последняя воля Фреда Ребелла! Лишь тогда он получит ответ на главный вопрос: кто он был – сумасшедший или храбрец?

Опубликовано в Yacht Russia №12 (92), 2016 г.

Популярное
Мотылек с острова Дьявола
Он был преступником. Арестантом. Заключенным. И бежал снова и снова. Его ловили, а он опять бежал. Потому что... Жить, жить, жить! Каждый раз, находясь на грани отчаяния, Анри Шарьер повторял: «Пока есть жизнь, есть надежда».
Снежные паруса. Секреты зимнего виндсерфинга

Мороз, ветер, поземка. Случалось ли вам видеть парусные гонки в такую погоду? По белой равнине, поднимая снежную пыль, летят десятки разноцветных крыльев...

Очень опасный кораблик
Что такое физалия, и почему ее надо бояться
Борода - краса и гордость моряка

Издавна считается, что борода моряка - символ мужской силы, отваги, воли, мудрости, гордости. Особенно если эта борода шкиперская, фирменная.

Мурены: потенциально опасны
Предрассудки, связанные с ложными представлениями о муренах, стали причиной повсеместного истребления их в Средиземноморье. Но так ли уж они опасны?
Навигация на пальцах
Звездные ночи в море не только невероятно красивы – яхтсмены могут (и должны) использовать ночное небо для навигации. Чтобы точно знать свое положение, порой можно обойтись без компаса или секстанта
Мотосейлер. Нестареющая концепция

Объемные очертания, надежная рубка и много лошадиных сил – вот что отличает мотосейлер от других яхт. Когда-то весьма популярные, сегодня они занимают на яхтенном рынке лишь узкую нишу. Собственно, почему?

Мыс Горн. 400 лет испытаний

«Если вы знаете историю, если вы любите корабли, то слова «обогнуть мыс Горн» имеют для вас особое значение».
Сэр Питер Блейк

Блуждающие огни

Каждый яхтсмен должен быть «на ты» с навигационными огнями – судовыми и судоходными. Но есть огни, которые «живут» сами по себе, они сами выбирают время посещения вашего судна, а могут никогда не появиться на нем. Вы ничего не в силах сделать с ними, кроме одного – вы можете о них знать. Это огни Святого Эльма и шаровая молния.

Питер Блейк. Легенда на все времена

Питер Блейк… Он вошел в историю не только как талантливый яхтсмен, но и как признанный лидер, ставший «лицом» целой страны Новой Зеландии, показавший, что значит истинная забота и настоящая ответственность: на самом пике спортивной он оставил гонки и поднял парус во имя защиты Мирового океана – того океана, который он так сильно любил