Мотылек с острова Дьявола
Он был преступником. Арестантом. Заключенным. И бежал снова и снова. Его ловили, а он опять бежал. Потому что... Жить, жить, жить! Каждый раз, находясь на грани отчаяния, Анри Шарьер повторял: «Пока есть жизнь, есть надежда».
Анри Шарьер  во время съемок фильма «Мотылек» (Papillon), Французская Гвиана. 1973 г. В зале суда. Оглашение приговора: пожизненное заключение! 1931 г.Острова Салю (Дьявола) со стороны кажутся райским местечком, и сегодня это так и естьМирная жизнь. С супругойАнри Шарьер в компании с актрисой Сильви Вартан и рок-певцом Джонни Холидеем, 1970 г.Анри Шарьер. 1971 г.Лодка беглых каторжников за минуту до крушения. Кадр из фильма «Мотылек» (1973)Анри Шарьер - Стив МакКуинАнри Шарьер - Стив МакКуинШарьер после двух лет заключения в одиночной камере. Кадр из фильма «Мотылек» (1973)Великолепный дуэт – Стив МакКуин и Дастин ХофманЛодка беглых каторжан покидает остров Аруба, через несколько часов она будет задержана французским военным кораблем

Текст Сергея Борисова

Полицейские козыряли им. Девушки в пестрых платьях дарили улыбки. В барах один стаканчик спиртного всегда был за счет заведения. Казалось, на Тринидаде их знали все.

Тем временем рабочие военно-морской базы Порт-оф-Спейна занимались лодкой. Умелые руки преобразили ее. Прежде всего надежно закрепили киль. Затем нарастили на десять сантиметров борта, после чего корпус проконопатили и покрасили. Старую мачту сняли, а на ее место водрузили новую – более длинную и легкую. И конечно же, на помойку отправились паруса из мешковины, уступив место отличной парусине цвета охры. Потом пришел черед для еще одного подарка – морского компаса и карты. Вручив их, начальник базы настоятельно попросил вывести завтра лодку из доков, чтобы проверить, как она будет вести себя после ремонта.

От такого предложения – после таких одолжений и подарков! – не отказываются. К тому же говорилось все с такими многозначительными интонациями, что ясно было – готовится какой-то сюрприз.

На следующее утро лодка покинула гавань. Два часа при хорошем ветре они курсировали вдоль берега, пока к лодке не направился учебный корабль военно-морского флота Его Величества. На палубе корабля выстроились офицеры и курсанты. Раздалось дружное «ура». Вахтенный матрос приспустил вымпел… Британские моряки обращались к находящимся в лодке с официальным приветствием.

Когда лодка вернулась в гавань, военный корабль уже стоял у пирса. Их ждали. Наверху у сходней стоял командир корабля. Прозвучал сигнал боцманской дудки. Строй курсантов и офицеров замер. Капитан сказал несколько слов по-английски. Старший помощник, неотступно сопровождавший гостей, перевел:

– Капитан говорит, что люди, проделавшие столь долгий и опасный переход под парусами на такой маленькой лодке, заслуживают всяческого уважения. Он сказал также, что вас ожидает еще более длительное и опасное плавание, и это достойно уважения тем более.

Командир вскинул руку к козырьку фуражки, отдавая честь.

Им отдавали честь! Им! Французам! Каторжникам! Ему! Анри Шарьеру!

* * *

Он не был яхтсменом. Его нет среди тех, кто вписал свое имя в историю паруса. Его имя на страницах других справочников, среди воров, грабителей, беглых каторжников.

Не был он и моряком, хотя с 1923 по 1926 год служил в военно-морском флоте, но все больше на берегу. Правда, ему приходилось ходить под парусом, этому обучали всех новобранцев, но опыт у него в этом деле был ничтожным, а знания самыми поверхностными.

Не был… не был… И тем не менее именно Анри Шарьер в первой половине XX века совершил одно из самых удивительных плаваний под парусами. Его даже можно назвать беспримерным, если принять в расчет, кто, когда, как и на чем. И даже сверх того – через несколько лет он снова вышел в море, снова под парусом, и вновь совершил то, что казалось немыслимым: он выжил. К этому времени у Анри Шарьера это вошло в привычку, стало второй натурой – выживать.

Когда много лет спустя он выпустил книгу воспоминаний, дав ей в название свое прозвище – «Мотылек», то мгновенно стал знаменитостью. Прежде его имя было на слуху лишь в Венесуэле, ставшей ему второй родиной. Там, случалось, он выступал и на радио, и на телевидении, а теперь его жаждала увидеть страна, где Анри появился на свет и которая, не ведая о милосердии, отправила его отбывать пожизненное заключение на каторгу. Но все это было в прошлом, слишком много лет миновало, чтобы помнить о мести и былых обидах, и Шарьер отправился в Париж.

Его ждали читатели, журналисты, с ним мечтали познакомиться люди «света и полусвета», особенно те из них, что мнили себя революционерами, участвовали в недавних студенческих бунтах. Ведь Анри Шарьер в своей книге восславлял главное – свободу! Свободу наперекор всему и всем. Так что не случайно министр внутренних дел Франции как-то неосторожно обмолвился, что моральный упадок его страны связан с модой на мини-юбки и популярностью романа «Мотылек».

Именно о свободе как абсолютной ценности предпочитали говорить с Мотыльком бесчисленные собеседники. Разговор все время взбирался на мировоззренческие вершины, оставляя у подножия детали, причины и следствия. Отчасти повинен в этом был и сам Шарьбер, который всегда любил подняться над суетой бытия, пофилософствовать. Заметно это и в его книге, по крайней мере о своих плаваниях, сколь бы ни были они трудны, он пишет довольно скупо.

Однако среди интервьюеров нашлись люди, кого интересовали не только воспарения, но и те самые, когда, как, на чем. Интересуют они и нас…

* * *

Его арестовали 26 октября 1931 года по обвинению в убийстве сутенера Ролана Пети. Доказательства у полицейских были хлипкими, Шарьер настаивал на своей невиновности, но в день суда все было против него.

Прокурор упирал на то, что криминальное прошлое подсудимого слишком богато, чтобы оставлять его без внимания, и если прежде обвиняемому удавалось избегнуть наказания за преступления, среди которых взлом сейфов, ограбления и мошенничества, то теперь этому пора положен конец.

Адвокат был беспомощен. Его ссылки на недостаточность улик были подобны гласу вопиющего в пустыне. В отчаянии законник попытался воззвать к состраданию, поведав о тяжелом детстве подзащитного, рано лишившегося матери, а его примерной службе во флоте, но присяжные остались глухи, поскольку видели перед собой самоуверенного повесу в модном костюме. Вот уж не подумаешь, что под этой белоснежной сорочкой скрывается бандитская татуировка в виде бабочки, благодаря которой ее обладатель и получил свое прозвище – Мотылек.

Начали зачитывать приговор.

– Анри Шарьер. Родился 16 ноября 1906 года в Сент-Этьен-де-Люгдаре, департамент Ардеш… Приговаривается…

Его отправляли вниз по сточной канаве, как образно выразился господин прокурор. Каторга! Пожизненное заключение! А ведь по всем раскладам ему грозило максимум двадцать лет…

В тот же день Шарьера отправили в парижскую тюрьму Консьержери, где он встретился с давним знакомым – мошенником из Марселя Луи Дега. Они решили бежать, но сделать это было проще, находясь на каторге в Гвиане. Друзьям пришлось приложить немало усилий, чтобы оказаться в тюрьме города Кан на атлантическом побережье Франции, здесь формировался этап на каторгу.

* * *

Лишь через два года после вынесения приговора Анри Шарьер оказался за океаном, в пересыльной тюрьме Сен-Лоран-дю-Марони. Еще один его знакомый по прежней вольной жизни, служивший на каторге санитаром, помог Мотыльку и Дега оказаться в лазарете. Понимая, что вскоре их отправят на «тюремные» острова Салю, Шарьер решил не медлить с побегом. Он договориться с бывшим каторжником Жезю, ныне вольным поселенцем, что купит у него лодку и все необходимое для побега.

Внезапно возникла проблема – Дега наотрез отказался бежать. Тогда напарниками Шарьера стали два других заключенных – Клузио и Матюрет.

Ночью они обезоружили охранников, перебрались через забор, старый каторжник подогнал лодку.

– Я вас спрячу в сельве в тридцати километрах от устья реки, – сказал Жезю. – Там отлежитесь с неделю. Пусть все думают, что этой ночью вы спустились вниз по Марони и вышли в море.

Старый каторжник отбыл, оставив беглецов наедине… с лодкой. Тут-то и выяснилось, что Жезю посылал их на верную смерть! Компас оказался школьным: он просто показывал север, юг, восток, запад – и никакой градуировки. Паз для мачты был подточен насекомыми, и она ходила в нем ходуном. Когда стали вбивать петли для руля, то гвозди вошли в трухлявые доски, словно в масло. Ко всему прочему вместо паруса был рулон мешковины…

Беглецов выручил охотник, расставлявший в чаще силки. Он сказал, что отвезет беглецов на Голубиный остров, где живут прокаженные, только там они смогут раздобыть подходящую лодку.

Сам охотник на берег острова не сошел, на переговоры с «вождем» прокаженных отправился Шарьер.

– Я продам вам лодку, – сказал «вождь», чье лицо было обезображено лепрой. – Она совершенно новая, я украл ее на прошлой неделе. Недостает только киля, но мы его сделаем из двери нашего лазарета. А все остальное есть: руль и румпель, четырехметровая мачта из железного дерева, новехонький парус. И не бойтесь, у меня сухая проказа, это не заразно.

Лодка действительно была новой и около пяти метров в длину. К полудню дверь лазарета, превратившуюся в киль, закрепили длинными винтами и четырьмя скобами.

Шарьер распоряжался работами. Лишь раз, когда он хотел подобрать с земли дверные петли, кто-то остановил его:

– Подождите. Я поранился, когда вынимал их.

Прокаженный облил петлю ромом и дважды прожег на огне.

– Теперь можно.

«Вождь» объяснил Мотыльку, что выйти в море ему поможет отлив:

– В шесть утра вы должны быть у песчаного наноса в устье реки. Даже если вас заметят, то уже не догонят. Имейте в виду: там всегда штормит. Пусть твои ребята лягут на дно лодки для придания ей остойчивости. Не захлестывай шкот за утку, держи в руке, как почувствуешь, что лодка вот-вот опрокинется, тут же трави, не медли. И еще. Имейте в виду: из Голландской Гвианы беглецов возвращают, из Британской Гвианы тоже, а вот Тринидад не выдает, но больше двух недель там оставаться не позволяют. Куда пойдете?

– На северо-запад. Там Венесуэла и Колумбия.

* * *

Прокаженные сварили для беглецов две сотни яиц, подарили двух живых черепах, килограммов по тридцать каждая. А еще вручили табак в листьях, мешок риса, две сумки древесного угля, примус, бутыль с керосином, кое-какие лекарства... и револьвер. Деньги в уплату за все это нешуточное богатство они не хотели брать до тех пор, пока Шарьер не пригрозил, что откажется от их даров.

Каторжники отчалили, исполненные благодарности к несчастным больным, остающимся в их неприкосновенном убежище – на Голубином острове.

С рассветом далеко впереди они увидели барашки океанских волн.

– Грот, стаксель, кливер – делай!

Паруса взметнулись, распрямились, напружинились. И в этот момент прозвучали выстрелы. Из заметили. Одна из пуль ударилась в руль. Но они уже вырвались из устья реки. Морская волна попыталась остановить их – и не смогла.

Мягкий говорок речной воды за бортом сменился серьезным разговором моря. Шарьер правил, оставляя солнце за плечом справа. Лодка шла быстро, с малым креном.

Пять дней не выпускал он румпеля из рук. Клузио крутил для него сигарету за сигаретой – табак отгонял сон. Когда это перестало помогать, Клузио стал самокруткой прижигать Мотыльку пятки.

Утром на шестые сутки море успокоилось. Они спустили паруса. Мотылек свалился на дно лодки и провалился в сон.

Его разбудил перепуганный Матюрет. Горизонт заволокло черным. Через четверть часа по лодке с размаху ударил шквал. Море вскипело. Хлынул дождь.

Лодка то взбиралась на безумную высоту, то падала в расщелины волн так глубоко, что казалось, уж больше не выбраться. Одна из волн перекатилась через них. Шарьер непроизвольно потянул румпель на себя, и лодку развернуло боком к следующему валу. Но получилось неожиданно удачно: лодка накренилась и почти вся вода из нее выплеснулась обратно в море.

– Ты настоящий мореход, Мотылек! – закричал Клузио. – Лодка почти сухая!

Если бы он знал, что из-за недостатка опыта Шарьер едва не вышвырнул их всех в океан! И Мотылек дал себе обещание подобных «непроизвольностей» больше не допускать. И еще надо успокоиться, море не любит суеты.

«Лишь среди океанского простора, ветра и волн осознает себя человек бесконечно
крохотным существом в сравнении со всем окружающим.
И только тогда, быть может, вовсе не ища Бога, он находит Его и приходит к Нему».
Анри Шарьер

Серые тучи разорвало синевой. Дождь прекратился. Через несколько часов и ветер поумерил свирепость. Они вычерпали воду из лодки и подняли паруса.

Еще шесть суток – и только море кругом. И солнце… Дважды в день они натирались кокосовым маслом, и все равно на губах, на носу почти не осталось кожи, а правая рука Мотылька, которой он держал румпель, сгорела до мяса.

Лишь раз они видели какое-то судно, да и то на самом горизонте. Но вот появилась черная точка… Корабль? Ну, их даже не заметят. Но корабль вдруг изменил курс и направился в их сторону. У поручней толпились люди: офицеры, матросы, пассажиры. Капитан, стоящий на мостике, крикнул:

– Вы откуда?

– Французская Гвиана! – крикнул в ответ Мотылек.

– Что вы делаете так далеко в море?

– Идем туда, куда ведет нас Господь Бог.

– Я готов взять вас на борт. И вашу лодку тоже.

– Нет, спасибо. Как идти на Антильские острова?

– Это на западе, через два дня будете там. И поздравляю вас. Вы отличный моряк!

– Благодарю. Прощайте.

Корабль отвернул от лодки, едва не коснувшись ее бортом. На колени Анри Шарьера упала брошенная с палубы фуражка. На ней красовались золотая лента и якорь. С этой фуражкой на голове через двое суток он и прибыл на Тринидад.

* * *

Они увидели землю около десяти утра. К четырем пополудни они уже различали детали – белые домики, рощицы кокосовых пальм. Не дойдя до берега метров триста, бросили якорь. К ним направился ялик. В нем находились белый человек в тропическом шлеме и двое чернокожих гребцов.

– Добро пожаловать, – сказал белый на хорошем французском языке. – Тут песчаное дно, можете приставать без опасения.

Они подняли якорь. Едва киль коснулся дна, как с десяток встречавших их людей зашли в воду и одним махом на руках вытащили лодку на берег. Матюрет взял пригоршню песка и поцеловал его.

Встречавший их англичанин оказался адвокатом, мистером Боуэном. Его контора находилась в Порт-оф-Спейне, в столице, а здесь, в поселке Сан-Фернандо у него было что-то вроде загородной виллы. Он пригласил их в гости…

Все время, что Анри Шарьер и его товарищи находились на острове, мистер Боуэн не оставлял попыток найти какой-нибудь хитрый ход, чтобы обойти строгое предписание, запрещающее беглецам-чужеземцам селиться на Тринидаде. Увы, его ожидало фиаско. Тогда он активно занялся подготовкой к дальнейшему плаванию.

Лодку отремонтировали. Запасы на борту пополнили. Надо было решить, куда идти дальше. До Колумбии – тысяча двести километров, до Панамы – две тысячи сто, до Коста-Рики – две тысячи пятьсот. До Британского Гондураса – три тысячи… но тамошний губернатор – крестный дочери мистера Боуэна! Значит, туда они и пойдут. Но не напрямую – с остановкой на Кюрасао. И пойдут они уже не втроем, а вшестером, взяв на борт еще трех беглых каторжников.

9 декабря 1933 года они снова вышли в море.

* * *

Три дня прошли без приключений, чему Мотылек, все увереннее чувствовавший себя в роли шкипера, был только рад. Вот так бы…

Ночью на четвертый день разразился шторм. Волны громоздились до небес, и самое ужасное – они не следовали друг за другом, а сходились с разных направлений, сшибались, разбивались друг о друга. Лодку заливало. Пять человек непрерывно вычерпывали воду банками и кастрюлями. Лишь к утру стало стихать. Измученный Шарьер сказал Матюрету, чтобы тот сел к рулю, но не прошло и пяти минут, как тот неудачно встретил волну и лодка на три четверти заполнилась водой. Мотылек схватился за румпель, потянул на себя и в последнюю секунду подставил следующей волне корму. Море пощадило их и на этот раз.

Днем они подсчитали потери. Они лишились одеял, примуса, печки и угля для нее, бутыли с керосином, сумки с запасной одеждой, бочонка с водой…

– С этой минуты воду будем выдавать строго по норме, – отчеканил Шарьер. – И еще с этой минуты никто не должен говорить: «Я хочу пить, я голоден, я хочу закурить».

Никто не возразил. Все сидели притихшие, страх еще не отпустил их.

На десятый день, около восьми вечера, они разглядели на горизонте темную полоску. Земля!

Приблизившись к берегу, они бросили якорь. Сначала он взялся хорошо, но потом лодка стало сносить. Они ухватились за канат, но якорь не просто перестал держать – его сорвало. А волны гнали их на камни. Лодка вклинилась между двумя скалами. Догнавшая ее волна задрала корму так, что люди посыпались наружу.

Они сидели на песке потрясенные, оглушенные, но живые.

* * *

– Что с нами будет?

– Не беспокойтесь, мы сделаем все, чтобы помочь вам начать новую жизнь, – сказал шеф полиции. – Нюрасао находится один из крупнейших заводов по переработке нефти. Мы вас будем отправлять по одному на танкерах разных стран.

– Спасибо, шеф. Но есть и другие варианты…

Другой вариант подсказал Шарьеру доктор Нааль, принявший деятельное участие в судьбе беглецов.

– Я собираюсь добиться у губернатора льгот при следующей распродаже лодок, конфискованных у контрабандистов. Купите одну из них.

– А деньги? У нас их не так много. И у нас только французские франки, их не очень охотно меняют на флорины, мы же на голландской территории.

– Пускай это вас не беспокоит. Епископ Кюрасао Ирене де Брюин – он ведь беседовал с вами, не так ли, и вы ему пришлись по душе, – призвал свою паству оказывать вам всяческую помощь.

Распродажа состоялась через несколько дней. Одна лодка была особенно хороша – длиной восемь метров, частично закрытая палубой, с тяжелым килем, высокой мачтой, целехонькими парусами. На аукционе кто-то сразу предложил за нее шесть тысяч флоринов, но доктор Нааль пошептался с этим человеком, и лодку переуступили ему за шесть тысяч и один флорин.

Через пять дней все было готово к отплытию. Лодка блестела свежей краской и была набита припасами, что называется, под завязку. А еще каждый из беглецов получил чемодан с одеждой, ботинками, вообще всем необходимым. Паства епископа де Брюина прислушалась к его просьбе.

Они отплыли на рассвете. Мотылек держал курс строго на запад. Трое из его команды – те, что присоединились на Тринидаде, заявили, что Британский Гондурас их как-то не прельщает, что они хотели бы высадиться на побережье Колумбии.

Было решено, что они сойдут на берег пустынного полуострова Гуахира. Туда Анри Шарьер и доставил отступников. Один за другим они спрыгнули в воду, когда под килем оставалось меньше метра глубины, и побрели прочь, положив чемоданы на головы. И скрылись в зарослях.

Оставшимся в лодке следовало как можно быстрее уйти в море, но стих ветер. Только через три часа он напомнил о себе. И тут из-за недалекого мыса вывернул катер. Предупредительные выстрелы в воздух потребовали остановиться. Вместо этого Шарьер направил лодку в открытое море. Только бы выбраться из территориальных вод! Куда там, ветер слабый, а у катера мотор… Под дулами десятка винтовок они вынуждены были сдаться.

* * *

Их поместили в тюрьму города Риоача. Из нее Мотылек бежал на пару с контрабандистом Антонио. Обойдя все посты, они разделились, так как Шарьер собирался пробираться дальше сквозь земли индейцев гуахира в Венесуэлу. Случайно он вышел к индейской деревне, где задержался… на полгода. Он подружился с вождем, его женами стали две девушки-индианки. Но он хотел идти дальше, к людям, и даже то, что обе его жены были беременны, не остановило Мотылька.

Ему не повезло, он снова попал в руки полиции. Его вернули в тюрьму Риоача, где по-прежнему сидели его товарищи по побегу и плаванию. Мотылек снова пытался бежать, но неудачно. Его перевели в тюрьму города Санта-Марта – и снова попытка побега. Его бросили на месяц в карцер, но это его не остановило – еще одна попытка. Но все напрасно, на французском корабле беглецов доставили в Гвиану.

– Слушается дело Шарьера, Клузио, Матюрета.

Беглецам припомнили все, и все же гильотины за нападение на охранников им избежать удалось. С другой стороны, два года в одиночной камере на острове Сен-Жозеф – такой приговор многим показался даже страшнее.

Два года в одиночной камере не свели с ума Анри Шарьера, но превратили в инвалида Матюрета и убили Клузио.

И снова Мотылек задумался о побеге. Теперь его местом заключения был Королевский остров. Плотник, которого Мотылек как-то защитил в драке, согласился построить разборный плот, способный выдержать двух человек. Детали плота они прятали на кладбище в старой могиле. Здесь их и повязали охранники, которых навел один из заключенных. На очной ставке доносчик, страшась возмездия, выхватил нож и ударил Мотылька, но тот успел первым – нож вошел в грудь по самую рукоятку. Снова состоялся суд. Приговор был действительно равносилен смерти – восемь лет одиночки.

Ему повезло. Режим чуть смягчился, теперь раз в неделю заключенным разрешалось окунуться в море. Возвращаясь с такой «процедуры», Шарьер услышал крики о помощи. Это кричала мать тонувшей в гавани девочки. Никто не спешил ей на помощь – поверхность гавани чертили плавники акул. Мотылек прыгнул в воду…

Девочка оказалась дочкой одного из высокопоставленных тюремных служащих, и приговор Анри Шарьера был пересмотрен – его «освободили» и отправили на остров Дьявола, самый неприступный из островов Спасения.

Казалось, уж здесь-то… Но все мысли Мотылька были связаны с побегом. И он придумал как! Ему поможет течение. Если бросить со скалы в воду мешки, набитые кокосами, а следом кинуться самому, подгадав под девятый вал, то следующие за ним волны не размозжат человека о скалы, а отнесут в море. Своими расчетами Мотылек поделился с заключенным Сильвеном:

– От островов Салю до материка по прямой не так уж далеко. Через семь, восемь, десять приливов нас прибьет к берегу. Это от сорока восьми до шестидесяти часов.

– Это безумие, – кивнул Сильвен. – Но я согласен.

Они бросились в воду с утеса, и девятый вал, откатившись, отшвырнул их в море. И они доплыли до берега. А там Мотылек потерял своего товарища – Сильвен покинул свой «плот», увяз в зыбучих песках, и они поглотили его.

Несколько дней пробирался Мотылек по джунглям, прежде чем нашел китайца Куик-Куика, брата одного из заключенных с острова Дьявола, и тоже беглого каторжника, укрывавшегося среди непроходимых болот.

– Я хотел купить лодку и подыскать толкового напарника, который умеет ею управлять, – сказал Куик-Куик. – У меня на примете есть хорошая шлюпка, ее продает негр по прозвищу Шоколад. Пойдешь со мной?

Конечно, Мотылек был согласен. Он осмотрел лодку, он была действительно хороша, хотя и не совсем…

– У лодки нет киля, его нужно сделать, – стал перечислять он. – Еще навесить руль. Установить трехметровую мачту. Еще нам потребуется марганцовка, бочонок воды, сигареты, спички, запас муки, растительного масла, кофе и сахара. И еще нужны мучные мешки, из них мы пошьем паруса. За все про все плачу две тысячи франков.

Шоколад кивнул:

– По рукам.

* * *

В путь они отправились втроем – Мотылек, Куик-Куик и однорукий китаец Ван Хуэ. Чтобы обмануть сторожевые посты у створных знаков в устье реки, они нарисовали на гроте букву «К» и цифру «21», это был номер рыбачьей лодки, которая иногда выходила в море на ночной промысел.

Все прошло гладко. Под гротом и кливером они быстро удалялись от берега. Далеко справа был виден огонь маяка Королевского острова. Ах, какое это было искушение – пройтись под парусами под самым носом у Дьявола, у этого проклятого острова! Но благоразумие взяло верх, они направились на север.

Шесть дней море грозило непогодой, но до шторма так и не дошло. Одно было плохо – Куик-Куик, даром что бывший пират, промышлявший у берегов Индокитая, и Ван Хуэ наотрез отказывались прикасаться к румпелю. Опять, как когда-то, Мотылек беспрерывно курил, но и это в конце концов перестало помогать. Спать хотелось мучительно. Наконец он спустил паруса и заснул, и сон его был так крепок, что, пробудившись, он обнаружил – Куик-Куик его побрил, а он и не почувствовал…

Он не был яхтсменом, не был и моряком, и тем не менее
в первой половине XX века этому человеку удалось совершить плавание,
которое смело можно назвать беспримерным

А потом над ними появился сверкающий на солнце дирижабль! Сделав несколько кругов, он полетел к земле. Меньше чем через час появился самолет и тоже сделал над лодкой несколько заходов. Еще через час появился военный корабль под английским флагом. Им приказали остановиться.

– …по законам военного времени.

– А мне плевать, – крикнул Шарьер. – Мы не воюем.

– Будем стрелять!

Пришлось подчиниться, тем более что с корабля на лодку высадили матроса, вооруженного карабином. Под его присмотром лодка вошла в устье реки Демерара, поднялась по ней несколько километров и пришвартовалась у набережной Джорджтауна, столицы Британской Гвианы.

* * *

– Вы за де Голля или Петена? – спросил офицер.

– Мы сами по себе, – сказал Мотылек. – Мы знаем, что сейчас 1941 год, что идет война, из-за которой в Гвиане пойманных беглецов тут же кладут под нож гильотины. Считается, что они бегут для того, чтобы влиться в ряды сторонников движения «Свободная Франция». Но нам трудно разобраться, кто из них прав, генерал или маршал, и мы мечтаем лишь о свободе, а после ее обретения – о честной жизни.

Их не стали более донимать вопросами, разрешив жить в Британской Гвиане, но запретив покидать ее пределы. Такое положение беглецов вполне устраивало. Они нашли жилье. Китайцы затеяли какую-никакую торговлю. Анри Шарьер тоже подался в коммерцию: сначала открыл стриптиз-бар на золотых приисках, а когда его закрыли после убийства одной из «артисток», он купил ресторанчик в Джорджтауне. Но и с рестораном ничего путного не вышло – слишком часто и всегда до крови там дрались.

С чем ему повезло – он женился на юной индуске Индаре. Жаль лишь, что она оказалась излишне привязчивой и чересчур ревнивой. В общем, Мотылек снова замыслил побег. Правда, устье Демерары все утыкано пулеметными гнездами, но у него есть кое-какая практика в том, чтобы ускользать незамеченным.

Он бежал не один, в побеге участвовали пятеро, и все французы с криминальным прошлым. Они купили лодку с хорошими парусами, и пошли, и проскочили…

На второй день над головами беглецов нависли тучи. Их застилали гигантские волны, кромсал ветер и терзали молнии. Никогда еще Мотыльку не выпадало ничего подобного. Это было светопреставление!

Результаты сражения с морской стихией были плачевными: они потеряли все съестные припасы, все вещи, бочки с водой. Мачта сломалась на высоте двух метров и умчалась вместе с парусом. Когда поутихло, беглецы стали собирать с миру по нитке, чтобы соорудить хоть какое-то подобие паруса. Они разделись до трусов: в дело пошли куртки, штаны, рубашки. На борту оказался небольшой моток железной проволоки, с помощью которой они сшили «парус» и закрепили его на обрубке мачты.

Мотылек взялся за обломок весла, который заменил ему разбитый в щепки руль. Тут уж не до цели и направления, доплыть хоть до какой-нибудь земли!

Следующие четыре дня были страшными. Ветер почти не тревожил «парус», а солнце безжалостно истязало людей. Кожа трескалась и кровоточила. Двое из беглецов пытались пить морскую воду, но от этого им становилось лишь хуже. У Мотылька единственного остался один здоровый глаз – у остальных сплошь гнойники.

Когда безветрие установилось окончательно, они превратили «парус» в тент, забрались под него и забылись сном, предоставив течению нести лодку куда ему вздумается.

Из забытья их вырвал рев сирены. Была ночь. Слева и справа была земля. Возможно, они в заливе Пария, а возможно, неизвестно где. И как было бы хорошо, чтобы вон та кромка была Венесуэлой, она не воюет, придерживается нейтралитета и не выдает беглых.

Из темноты выплыли две скалы. Вот почему ревет сирена – предупреждает об опасности. Потом появилась цепочка буев.

– Швартуемся к одному из них, – распорядился Шарьер. – Дождемся утра и решим, что делать дальше.

Им ничего не пришлось решать, все сделали за них. В утренних сумерках лодку залило беспощадным светом прожектора. Надо водой раскатился голос, усиленный рупором:

– Quiénes son? (Кто вы?)

Мотылек смотрел на военный катер, замерший в пятидесяти метрах от них, и пытался разобрать, что за флаг поднят на его мачте. Очень красивый, усыпан звездами – флаг Венесуэлы? Но надо отвечать…

– Французы.

– Están locos? (Вы сошли с ума?)

– Почему?

– Porque están amarrados a las minas. (Потому что вы привязались к мине.)

В три секунды они отвязал линь. Оказывается, никакие это не буи, а цепочка плавающих мин. Потому что война…

– Идите в Венесуэлу, – посоветовал капитан катера. – Уверяю, там вас хорошо примут.

С борта катера им передали хлеб, молоко, а главное – воду… воду!

Он направил лодку к берегу, и вскоре она уткнулась в мягкий песок. На берегу их встречало человек пятьдесят, пришедших посмотреть на прибытие странного судна, на котором вместо мачты – обрубок, а вместо паруса – куртки, рубашки и штаны.

И это было последнее плавание Анри Шарьера по прозвищу Мотылек.

* * *

Проводивший дознание чиновник отказался поверить, что они приплыли из Британской Гвианы, где пользовались совершенной свободой. Это во-первых. А во-вторых, он не мог принять на веру, что они пережили ураган, который отправил на дно два судна, груженных бананами, и сухогруз с бокситами. В результате Анри Шарьер снова оказался в заключении. Однако на этот раз… Нет правил без исключений, и есть принципы, которыми можно поступиться. Мотылек больше не пытался бежать, десятой попытки так и не случилось. Он ждал – и дождался: в августе 1944 года он вышел на свободу.

После освобождения, как бы ему того ни хотелось, Мотылек не сразу порвал с преступным прошлым, но в конце концов ему это удалось. Анри Шарьер стал законопослушным гражданином, женился на очаровательной местной уроженке Рите Бенсимон, купил два ресторана – в Каракасе и Маракайбо. Однако после разрушительного землетрясения в середине 1960-х годов он оказался на грани банкротства, что и заставило его взяться за создание автобиографического романа «Мотылек».

Сполна вкусив писательской славы, Анри Шарьер скончался 29 июля 1973 года от рака горла в Мадриде, Испания.

Проклятые острова
Гвиана была открыта испанцами в 1499 году. Первые французские колонисты поселились в этих местах в 1604 году, при Генрихе IV, а первые ссыльные – в 1852 году, через двадцать пять лет после того, как власть Франции над Гвианой утвердилась окончательно. В тот год по распоряжению императора Наполеона III были закрыты каторжные лагеря в Бресте, Рошфоре и Тулоне, а их «население» перевезли в Гвиану.
В 1858 году на правом берегу реки Марони была основана сельскохозяйственная колония Сен-Лоран-дю-Марони. Все заключенные из Франции вначале прибывали сюда, а затем распределялись между другими лагерями и тюрьмами Гвианы, в том числе находившимися на островах Салю. Своим названием острова Спасения (Î les du Salut), расположенные в 12 милях от материка, обязаны монахиням из монастыря в Кайенне, административном центре Гвианы. На остров они бежали во время эпидемии желтой лихорадки – и спаслись. Всего островов три: Королевский, Сен-Жозеф и остров Дьявола. На Королевском острове находилась администрация тюрьмы, на острове Сен-Жозеф тюрьма с одиночными камерами, остров Дьявола «специализировался» на политических заключенных и особо строптивых.
В 1938 году французское правительство остановило высылку осужденных на острова Спасения, а в 1952 году тюрьма закрылась окончательно. В 1965 году правительство Франции передало острова Гвианскому космическому центру.
В наши дни острова Салю ежегодно посещает более 50 000 туристов, и среди них немало яхтсменов, которые добираются сюда либо на своих яхтах либо на парусных катамаранах, совершающих рейсы из города Куру.

Показательный тираж
Автобиографический роман «Мотылек» Анри Шарьера увидел свет во Франции в 1969 году и тут же стал бестселлером: за первый год его тираж превысил 830 тысяч экземпляров, к исходу второго – полтора миллиона. Последовали переводы на европейские языки, и по истечении трех лет суммарный тираж книги насчитывал уже 10 миллионов экземпляров.
Понятно, что такой успех не мог не сопровождаться скептическими гримасами поклонников «высокой прозы». Обвинения были на выбор – от убожества лексики до беспомощности в создании композиции. Особенно старались высказаться в этом смысле академики от литературы, вольно распоряжающиеся знаменитой Гонкуровской премией, ежегодно вручаемой за лучший роман на французском языке. Однако нашелся писатель, который оказался чужд снобизму, и это был нобелевский лауреат Франсуа Мориак. Вот как он отозвался о книге Шарьера:
«Я слышал, что эту книгу пытаются отнести к жанру устной литературы. Я не согласен. Даже в чисто литературном плане это чрезвычайно талантливая книга. Я всегда считал, что нельзя добиться большого, ошеломляющего успеха, если он не заслужен. Думаю, что громкий успех «Мотылька» прямо пропорционален достоинствам книги и всему тому, что пришлось пережить ее автору. Ведь другой человек, прожив ту же самую жизнь, испытав то же самое, ничего не создал бы. А эта книга – поистине литературное чудо. Быть в заключении, бежать с каторги еще ничего не значит: надо иметь талант, чтобы обручить повествование с правдой. Наш новый коллега – настоящий мастер».
В СССР книги Анри Шарьера «Мотылек» и «Ва-банк» не издавались, очевидно, во избежание сравнения условий в каторжных тюрьмах Франции и советских колоний строгого режима, что было не в пользу последних. Фрагменты романа «Мотылек» были напечатаны лишь в 1992 году в журнале «Вокруг света», в том же году появилось отдельное издание. В последующем книгу то переиздавали, то словно забывали о ней. Какой-то логики в таком отношении не просматривается, злого или дальнего умысла – тем более. Просто это не тот случай, когда спрос рождает предложение.

Тень на плетне
Откровения Анри Шарьера не оставили равнодушным и ту часть публики, что согласно профессии отвечала за правопорядок во Франции в целом и функционирование ее пенитенциарной системы в частности. В газетах появились «разоблачительные статьи». Дескать, о невиновности Шарьера и речи быть не может, он действительно убил Ролана Пети, чему имеются неопровержимые доказательства. И во Французской Гвиане он был одним из тысяч, а вовсе не знаменитостью и уж тем более не «авторитетом». И в «одиночке» он отсидел не два года, а считанные месяцы, а на острове Дьявола вообще не был и, следовательно, не мог оттуда бежать. И вообще, половину своих «подвигов» Шарьер беззастенчиво позаимствовал у других каторжников. И так далее, и тому подобное, вплоть до обвинений в том, что Анри Шарьер был полицейским агентом, доносчиком.
Большинство из этих инсинуаций автор «Мотылька» оставил без внимания. Что же касается «заимствований», то заявил без обиняков, что «писал по памяти, так как отправился на каторгу за океан, не имея при себе пишущей машинки».
Такая отповедь выглядит объяснением, но не оправданием. Действительно, при беглом прочтении книги складывается впечатление (и отдельные ремарки автора его не рассеивают), что бежать с французской каторги в Гвиане на лодке под парусом было невозможно. На самом деле это не так…
Клемент Дюваль, анархист, идейный грабитель, был схвачен в ноябре 1886 года. Во время ареста тяжело ранил полицейского, за что был приговорен к гильотинированию. Позже смертную казнь заменили пожизненной каторгой. Дюваль совершил более 20 попыток побега, одна из которых в апреле 1901 года увенчалась успехом – он бежал с островов Салю на парусной лодке. Дюваль добрался до США, где и дожил до 85 лет.
Жан Дювернэ тоже отбывал срок на островах Спасения. В 1934 году он познакомился с местным рыбаком, который согласился продать ему свой парусный баркас с условием, что это будет выглядеть как «похищение собственности». Ночью десять заключенных (семь французов, два бельгийца и один итальянец) доплыли до стоящей на якоре лодки по водам залива, кишащего акулами, и подняли паруса. Плавание было сложным, и все же они смогли добраться до острова Аруба. Здесь, у самой гавани городка Сан-Николас, они остались без мачты, и лодку выбросило на пляж. Жители городка отнеслись к беглецам участливо – отремонтировали баркас, поставили новую мачту, подарили паруса. Вновь выйдя в море, беглецы взяли курс на Панаму. Дальнейшая судьба Жана Дювернэ и его товарищей неизвестна, хотя считается, что в нескольких милях от Арубы баркас был перехвачен французским военным кораблем и каторжников отправили обратно в Гвиану – досиживать.
Рене Бельбеню работал клерком в ювелирном магазине и присвоил несколько жемчужин. В 1920 году он был приговорен к восьми годам каторги. Несколько раз пытался бежать, за что ему увеличивали срок. В 1935 году он с пятью товарищами вышел в море на старой парусной лодке. Они благополучно прибыли на остров Тринидад и затем двинулись дальше. Шестнадцать дней спустя лодка села на мель у берегов Колумбии. Несмотря на все преграды, Бельбеню в 1937 году добрался до Лос-Анджелеса, где год спустя выпустил книгу с рассказом о своей жизни.
…Знал ли об этих побегах Мотылек? Скорее всего, да. Почему не упомянул о них? Скорее всего, не хотел, говоря языком спортсменов, понижать планку собственных достижений. Как автора книги это его право, и не нам его судить. Это уже сделали за нас и задолго до того, как Анри Шарьер взялся за перо, чтобы рассказать свою историю.

Путь на экран
Успех мемуаров Анри Шарьера привел к тому, что за право на их экранизацию началась настоящая война между крупнейшими кинокомпаниями мира. В этой схватке, где с одной стороны были французы, а с другой американцы, ожидаемо победили посланцы Голливуда. Режиссером фильма стал Франклин Шеффнер, только что получивший «Оскара» за киноленту «Паттон». За сценарий взялся Далтон Трамбо, и это было не случайно, так как Трамбо сам отсидел в тюрьме за «связь с коммунистической партией» в годы «охоты на ведьм» сенатора Джозефа Маккарти. Следуя голливудским лекалам, Трамбо подверг книгу решительной вивисекции, в результате чего некоторые события были сдвинуты во времени, а многие выброшены «за ненадобностью», второстепенные герои изменились почти до неузнаваемости, а главных стало два – собственно Мотылек и Луи Дега, которому на самом деле в романе отведено не так уж много места. Тем не менее Анри Шарьер дал свое согласие на экранизацию и, более того, стал официальным консультантом. Появлялся Шарьер впоследствии и на киноплощадке, обмениваясь дружескими рукопожатиями со Стивом МакКуином и Дастином Хоффманом. Именно этим актерам наряду с Шеффнером зрители обязаны тем, что в декабре 1973 года на экраны вышел по-настоящему хороший фильм, считающийся ныне классикой кинематографа.
Однако это не конец киноистории. В 2015 году продюсерская компания Red Granite объявила о запуске в производство ремейка фильма «Мотылек». Вскоре стало известно имя режиссера – датчанин Михаэль Нойер – и сценариста – Аарон Гузиковски (действие фильма он перенес в наше время). На роли главных героев были приглашены молодые дарования Чарли Ханнэм и Рами Малек. Съемки начались в сентябре 2016 года, островами Салю в фильме стала средиземноморская Мальта. Премьера фильма ожидается летом 2017 года. Что ж, посмотрим, хотя Ханнэм-Малек против МакКуина-Хоффмана – это заведомо проигрышный вариант. Как и остров Дьявола против Мальты.
 

Опубликовано в Yacht Russia №5 (96)? 2017 г.

Популярное
Снежные паруса. Секреты зимнего виндсерфинга

Мороз, ветер, поземка. Случалось ли вам видеть парусные гонки в такую погоду? По белой равнине, поднимая снежную пыль, летят десятки разноцветных крыльев...

Очень опасный кораблик
Что такое физалия, и почему ее надо бояться
Борода - краса и гордость моряка

Издавна считается, что борода моряка - символ мужской силы, отваги, воли, мудрости, гордости. Особенно если эта борода шкиперская, фирменная.

Мурены: потенциально опасны
Предрассудки, связанные с ложными представлениями о муренах, стали причиной повсеместного истребления их в Средиземноморье. Но так ли уж они опасны?
Навигация на пальцах
Звездные ночи в море не только невероятно красивы – яхтсмены могут (и должны) использовать ночное небо для навигации. Чтобы точно знать свое положение, порой можно обойтись без компаса или секстанта
Мотосейлер. Нестареющая концепция

Объемные очертания, надежная рубка и много лошадиных сил – вот что отличает мотосейлер от других яхт. Когда-то весьма популярные, сегодня они занимают на яхтенном рынке лишь узкую нишу. Собственно, почему?

Мыс Горн. 400 лет испытаний

«Если вы знаете историю, если вы любите корабли, то слова «обогнуть мыс Горн» имеют для вас особое значение».
Сэр Питер Блейк

Блуждающие огни

Каждый яхтсмен должен быть «на ты» с навигационными огнями – судовыми и судоходными. Но есть огни, которые «живут» сами по себе, они сами выбирают время посещения вашего судна, а могут никогда не появиться на нем. Вы ничего не в силах сделать с ними, кроме одного – вы можете о них знать. Это огни Святого Эльма и шаровая молния.

Питер Блейк. Легенда на все времена

Питер Блейк… Он вошел в историю не только как талантливый яхтсмен, но и как признанный лидер, ставший «лицом» целой страны Новой Зеландии, показавший, что значит истинная забота и настоящая ответственность: на самом пике спортивной он оставил гонки и поднял парус во имя защиты Мирового океана – того океана, который он так сильно любил

Великолепное трио!

В гости к Табарли - один день из жизни Брижит Бардо и Алена Делона