Заповедный Селигер
В этом озерном краю все прекрасно – плесы, заливы, острова, тишина. Нет лишь одного – парусов. Мы решили восполнить этот досадный пробел и отправились на Селигер
Вечерами на Селигере было пустынно – лишь ветер и мы На острове БежачийШтиль... сводит с ума«Динго» мы топили долго и усердно, но лодка упорно не желала идти ко днуПолновский плес не только самый чистый, но и самый зарыбленный на СелигереКрасотища!На острове Бежачий юнга с динги «Динго» чувствовал себя Робинзоном, его отец - ПятницейМотор оказался полезным дополнением парусу, но удовольствие не то!Веслам «Динго» было очень послушна, только гребиЧтобы сбросить динги на воду, достаточно пологого берега

Текст Сергея Борисова

Обстоятельства места

Селигер – это, конечно, озеро с именем собственным и многим хорошо знакомым. Но Селигер – это и собирательное название нескольких озер, разных по глубинам, размерам, обжитости, внутренней зарыбленности и внешней заягодности. Поэтому когда слышишь «я отдыхал на Селигере», то лучше уточнить, где именно, а то ведь может оказаться, что и не на Селигере вовсе, а на озере Сиг, Серемо, Сабро, Тихмене, Граничном или каком ином, их там без счета. А то и вовсе на Верхневолжских, этих тоже хватает: Стерж, Вселуг…

Сам же Селигер делится на плесы – Осташковский, Кравотынский, Березовский… Мы отправились на Полновский плес, единственный находящийся в Новгородской области, среди лесов Валдайского заповедника, все остальные плесы – в области Тверской.

Почему именно туда? Причин было несколько.

– У Осташкова, – говорили нам, – все исхожено, изъезжено, там людно, шумно. И музыка! – Собеседник понижал голос: – Если бы ты знал, как я ненавижу дым сигарет с ментолом и юбочки из плюша.

Мы тоже из числа поклонников других мелодий, и, вообще, сказанное не было для нас откровением. Год назад мы были в Осташкове, хотя и без парусов, и все испытали на себе.

– И вы не будете первыми!

Это мы тоже знали. Потому что есть, есть на Селигере свой яхт-клуб! Он создан энтузиастами-бессребрениками в деревне Покровское, что в 20 минутах на машине от столицы Озерного края. Называется клуб, естественно, «Паруса Селигера» (915 706-97-97, 921 340-13-30; [email protected]). Ребята сдают в аренду яхты, предлагают прогулки по озеру, привечают тех, кто хочет отсюда стартовать или, наоборот, здесь закончить свой поход. Яхт-клуб скромный, флот еще скромнее, никакого заоблачного еврокомфорта, но самое необходимое имеется, начиная от слипа с причалом и заканчивая сануслугами. Переночевать где тоже найдется.

– Хотим быть первыми! И тишины!

– Тогда вам на север! На Полновский.

Мы стали прощаться, и тут собеседник задал вопрос, который, по идее, должен был быть самым первым:

– А чего вам так неймется? Дался вам этот Селигер. Ехали бы на Средиземку, взяли в чартер яхту, такую всю белую-белую, и порядок.

Я кивнул, позволяя сыну вмешаться в разговор взрослых.

– Там все одно и то же, – веско проговорил юнга с динги «Динго». – Нового хочется.

Одна беда

Это в Кимры со своими сапогами не ездят, в Тулу – со своим самоваром, на Селигер надо везти свою лодку, если она парусная. Так мы и поступили.

Именно наличие прицепа с отягощением продиктовало маршрут. По Ленинградскому шоссе до Валдая, там от Яжелбиц налево – до Демянска, оттуда до Полново, а это уже Селигер. Все верно, но лучше бы мы ошиблись!

По приезду в деревню Покров, где мы сняли половину гостевого дома, нам поведали следующую историю. Не так давно новгородский губернатор решил почтить своим присутствием Никольский рыборазводный завод им. Варасского, дабы вместе с мастерами-рыборазводчиками отметить юбилей предприятия. Так местные хитрованы, не убоявшись начальственного гнева, повезли его по демянской дороге. А там яма на яме, да с острыми асфальтовыми краями – смерть покрышкам, боль подвескам. Но результата добились – денег на ремонт дороги губернатор выделил вдвое больше обещанного прежде. И все равно ремонт будет «ямочным».

Чтобы закончить тему, сразу скажу, что возвращались мы прямо на Валдай по грейдеру, и все оказалось куда проще и куда лучше. А вообще, Селигер – это где-то между Петербургом и Москвой, и если до Полновского плеса ближе от города на Неве, то до Осташковского – от столицы на Москва-реке. Ну и ехать можно по-всякому: через Ржев, Тверь, тот же Демянск, с запада через Андреаполь, карта вам в помощь. Закладывайте шесть-семь часов на дорогу – и вперед.

Но вернемся к началу, к дороге на Полново. Я крутил «баранку», уворачиваясь от ям, чертыхался, а мой мудрый 13-летний сын, уже в Полново, в тишине, покое и безлюдье, вдруг изрек:

– Будут хорошие дороги – тут станет тесно.

Пришлось согласиться:

– Опять беда. Но пусть будут хорошие дороги, с нас и дураков довольно.

Со своим самоваром

Сбросились мы запросто, с этим проблем вообще нет, был бы даже не слип, а просто пляж. Загнали прицеп, толкнули – и лодка закачалась на воде. Как перышко!

Мне была нужна лодка для неспешных прогулок под парусом, ничего экстремального, сам не любитель адреналина, и сыну не позволю. И такая лодка нашлась. Делают их там же, в Озерном краю, в поселке Пено, что стоит на берегу одноименного озера. Руководителем местной деревообрабатывающей фабрики оказался человек, беззаветно влюбленный в паруса. Не ограничившись распиловкой, калибровкой и всем подобным, Юрий Сероугольников организовал при фабрике верфь «12 футов» (peno12ft.ru) и начал строить парусные лодки. И среди них динги по классическому английскому проекту (YR №№ 97, 101/2017), небольшие, легкие, с прочным корпусом из пластика, но обильным деревянным «сопровождением», с гафельным парусом, не требующие обширных знаний в управлении. А еще они обаятельные, что было среди моих главных требований, ведь лишь к таким лодкам относишься с трепетом и любовью. Только красота, как говаривал классик, спасет мир. Согласен.

Название напрашивалось  – подсказала книга из детства «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» Рувима Фраермана. Так наша динги стала «Динго».

Походы по подмосковной воде – Истре, Сенежу, Пироговке – показали, что выбор был удачным, а Селигер – что оптимальным. Прежде всего из-за осадки.

Промерами со времен СССР на озере никто толком не занимался, имеющиеся карты глубин по большому счету «самопальные».

– А зачем вам глубина? – спрашивали местные, и глядели эдак подозрительно, похоже, подозревая в нас конкурентов. – На судака пойдете? На угря? Так здесь угрей нет.

Но вопросы серьезной рыбалки нас не волновали, с нас достаточно было удочек и спиннинга. К слову, наши достижения – две щуки и лещ на кило-триста: сыну везло, как всегда везет юным и новичкам.

Не хотите говорить – не надо. Обойдемся. И обошлись, потому что у нас с собой было!

На протяжении недели, куда бы мы ни пошли, дисплей эхолота выдавал ставшую привычной картинку – стоило приблизиться к берегу, не говоря уж о том, чтобы заглянуть в один из бесчисленных заливов, и кривая тут же начинала карабкаться в гору. И вот уже мелко, совсем мелко, у дна стелятся водоросли, суетятся мальки, о чем-то шепчет тростник… Какой уж там киль! Только шверт, и хорошо, что на «Динго» он откидной, а не «кинжальный», и перо руля поднимающееся. Быстро вывернуться не всегда удавалось, так что, да, подбрасывало.

В результате выяснилось следующее. Полновский плес не только самый чистый, но и самый глубокий на Селигере. На его северном конце, у села Полново, глубина не более пяти метров – и так до деревни Кривая Клетка. Потом глубина начинает стремительно расти – аж до 19 метров посреди самой широкой части плеса – от деревни Красота на западном берегу до деревни Новый Скребель на восточном. Дно круто поднимается у острова Бежачий, за которым глубины становятся более «щадящими», и у островов Чайка и Великий уже не превышают 10 метров.

За Великий, лежащий, словно камень у порога следующего плеса, Сосницкого, мы не ходили. Хотя было такое желание – пересечь границу между Тверской и Новгородской областями, а она аккурат в этом месте. Более того – так и планировалось. Но известно: хочешь рассмешить богов – расскажи им о своих планах.

Ветра не было. От слова «совсем». В первый день мы еще не знали, что день за днем штиль будет сводить нас с ума, лишь раз издевательски сменившись штормовыми порывами, в миг разогнавшими на озере совершенно морскую волну с барашковыми воротниками. Мы вышли и тут же вернулись – безопасность прежде всего. А наутро снова ни движения: куда там парус – лист не шелохнется!

Но всего этого мы еще не знали, в будущее смотрели с оптимизмом и уже на следующий день решили устроить себе приключение.

Банный день

Мы топили «Динго». Делали это с огоньком, азартно. Потом посуровели, потому что вдруг одичавшая «собака» упорно не хотела идти ко дну. Не склоняла гордый парус, не хлебала бортом воду. В конце концов пришлось сигануть за борт и ухватиться руками за планширь. Короче, раскачали, хлестнула селигерская водичка по банкам, залила пайолы.

Изуверская эта процедура проводилась нами сознательно. Хотелось убедиться, что все верно в сопроводительной документации – лодка непотопляема. Штиль мероприятию способствовал, солнце тоже, вот мы и приступили…

Нашими усилиями «Динго» набрала воды, но тонуть окончательно и бесповоротно отказывалась и явно была готова принять нас обратно. Мы забрались в лодку и принялись вычерпывать воду – без лишних слов и тем более шуточек, потому как ломать не строить. Ушло на это у нас минут пятнадцать, после чего мы направились к причалу.

Там капитан оставил юнгу наводить на лодке идеальный порядок – он молодой, ему положено, сам же поднялся к баньке, что стояла у самого берега, и как только не сносит ледоходом.

Сел на скамейку у крыльца. Тут дверь бани скрипнула и открылась. На пороге появился Лексеич, местный житель лет преклонных, подбирающихся к 80. Был Лексеич бос и в обычном одеянии – вылинявшей майке и галифе с лампасами и штрипками.

– Чем это вы тут занимались? – Лексеич пригладил редкие волосины на затылке, сквозь которые проглядывала по-детски розовая кожа. – Я в окно видел.

– Лодку топили.

На это бывший полковник не выказал ни малейшего удивления, присел рядом, чиркнул спичкой, закурил и вздохнул:

– О-х-х. Сын вчера приехал. В доме спит, а я здесь упал. О-х-хорошо посидели.

– Нельзя столько пить, – укоризненно молвил капитан яхты «Динго». – Жара-то какая. О сердце думать надо. Годы-то какие, не вьюношеские.

– Э, милай, – еще раз тяжко вздохнул старик, – водка, она погоду не выбирает.

Парировать было нечем.

Подошел сын, отрапортовал:

– Прибрался. Отсеки непотопляемости проверил – сухо.

– Благодарю за службу, – поощрил подрастающее поколение капитан.

– Топили, значит, – напомнил о себе Лексеич. – Грех это. Чтобы сами… чтобы самим…

– Так ради ж эксперимента!

– Был у нас тут один экспериментатор, сильно ученый, тоже под парусами ходил.

Старый усталый швертбот

Швертбот лежал у другой бани, на серых от времени подпорках, в березовой тени. Названия уже не прочитать, цифры-буквы на носу стерлись, да и какого ГИМСа кого они теперь волнуют? По фанере, оклеенной стеклорогожей, отчего казалось, что она обмотана мокрыми «вафельными» полотенцами, расползался лишайник. А вот пыли не было. На Селигере с пылью вообще плохо, и с грязью тоже, это же не черноземье, тут песок, дождь прошел – через полчаса ни следа, ни лужицы. Тут, кстати и к сведению рыболовов, потому и с наживкой плохо, ушлые люди червей продают под два рубля за штуку. За сезон озолотиться можно, да только ушлых маловато, лень-матушка заедает.

Каким бы по размерам ни было судно, а своя биография у каждого есть. Кто построил, где, с какой целью?

Этому швертботу суждено было родиться в квартире обычной «хрущобы» в подмосковной Апрелевке. Давно, в 70-е годы прошлого века, тогда самостройщиков хватало и эллинги на третьем этаже жилого дома чем-то исключительным не являлись. Жил в той квартире инженер с «ящика» Андрей Аркадьевич. Человек, хорошо разбиравшийся в двухканальных цифроаналоговых следящих приводах, о чем свидетельствовали с десяток патентов. И была у Андрея Аркадьевича страсть – паруса. Поднимал он их над байдаркой – и по любимому Селигеру. Потом на премию за очередное изобретение повезло купить дом у воды. А где дом, там и причал, а у причала… ну не байдарку же швартовать. Подумывал Андрей Аркадьевич купить новинку малого судостроения – яхточку «Ассоль», но и деньги закончились, и очередь за единственной парусной яхтой, поступавшей в розничную продажу в СССР, была просто ужас. Тогда без лишней суеты он начал строить швертбот в собственной гостиной – пришлось ему самом, и жене с дочерью потесниться. Но даром что инженер, с размерениями просчитался: с длиной не оплошал – стены комнаты не раздвинешь, а в ширине по миделю ошибся – когда по весне вытаскивали швертбот из комнаты наружу («Майна! Вира! Ты крановщик или кто?»), пришлось оконную раму выломать, нескольких сантиметров не хватало, не лодку же мять-уродовать.

Погрузили на прицеп – и на озеро. Много Андрей Аркадьевич ходил под парусами по Селигеру, но прошли годы, ушло здоровье. Швертбот лег вверх килем. Мачта, паруса, шверт, румпель, перо руля укрылись в той же бане под крышей. Андрей Аркадьевич все надеялся, что отступит болезнь, а она не отступила – забрала.

Так и лежит старый швертбот у бани на берегу Полновского плеса. И вряд ли когда вспомнит былое, расправит паруса, а коснувшись воды, удержится на ней.

– А других парусных лодок у нас и не было, – авторитетно проинформировал нас старожил Лексеич. – До вас.

Те еще паруса

Утверждение, что мы тут чуть ли не первооткрыватели, оказалось ошибочным. Хотя ни одной парусной лодки за все время пребывания на северном Селигере мы не увидели. А хотелось бы поприветствовать и удостовериться, что она уступает «Динго» по изяществу и красоте. При этом паруса на плесе появляются. Мы их видели. Целых два раза.

– Полосатенький по курсу, – доложил Павел Зоркий Сокол.

Парус был бело-красным, напоминая этим польский флаг. Он бессильно обвисал за кормой тяжелой «дюральки» – подвесной парус, явно конструкции Антеро Катайнена и явно из тех, что некогда выпускались на Тюменском моторном заводе.

«По курсу» – это сын преувеличил. Мы не шли – стояли, лениво поворачиваясь на одном месте. Стояла и «дюралька» с творением финского яхтсмена на транце. Нам бы подойти, но наш моторчик вдруг закапризничал, а люди в «дюральке» взялись за весла, и она на удивление быстро скрылась в ближайших камышах. Только мы ее и видели. Вернее, так: только – мы – ее – видели!

Сердца наши между тем преисполнились радостью: значит, есть паруса на Полновском плесе, пускай неказистые, но есть.

На следующий день мы убедились в этом еще раз. На песчаном берегу под названием Перлос, который, впрочем, все называют прозаически – Пески, мы увидели надувной катамаран «Альбатрос», но и его парус был неподвижен, а уишбоны горбились по его бокам, как ребра огромной щуки, случайно пойманной и благополучно съеденной.

Мы нашли хозяина катамарана. Он вылез из палатки, одной из тех, что разноцветными пятнами рассыпались по берегу, и, узнав о нашем интересе, начал жаловаться на погоду: ну что за аномалии, понимаешь!

Валентин, так звали катамаранщика, приехал из Питера. Приехал – и пожалел: ни тебе пройтись под парусом – с ветерком, ни в холодке полежать-отдохнуть – такая жара, что и тень не спасает.

– Давно под парусом?

– Я-то? Да сколько себя помню. Сначала отец ходил, теперь моя очередь. Катамаран у нас старенький, латаный, но дело свое знает.

– А приобрести что-то посолиднее не было желания?

– Мне хватает. Всего-то месяц в году – чего заморачиваться? Я же не яхтсмен – турист.

И тут взгляд Валентина упал на нашу лодку, и он словно бы подобрался, как гончая, завидевшая зайца, вот сейчас бросится!

Так и произошло. Ахи, охи, восторги – и любопытство с ощутимой перспективой развития. Посыпались вопросы, и мы с готовностью рассказали, кто, где, за сколько и что за лодка вообще.

Попрощавшись, мы оставили Валентина в глубокой задумчивости. Турист, значит, ну-ну. И тем же вечером всезнающий и все помнящий Лексеич рассказал нам, что несколько лет, в июле, в деревне снимали дом молодые ребята. «Откуда сами, того не ведаю, а врать не хочу». Так они тоже привозили с собой надувной катамаран. Большой такой, оранжевый, с черными острыми колпаками впереди.

Это Лексеич так сказал – с «колпаками», на самом деле – с обтекателями. Это явно был катамаран «Простор».

– И как ходили?

– Лихо! Не то что вы на этой тихоходке.

Мы обиделись за «Динго» и оставили вредного старика наедине с сигаретой «Ротманс». Ладно бы «Прима», а то «Ротманс»! Хотя, конечно, хороший у Лексеича сын, щедрый.

Туркомбинат и его наследники

Раньше все было по-другому. Но это было давно. Очень. Еще до войны на Селигере появились турбазы, провозвестники организованного «водного туризма». Между прочим, первые в стране.

Молодых ребят, комсомольцев, привозили на грузовиках из столицы озерного края – Осташкова, куда они прибывали из Твери, Москвы, Ленинграда. В кузовах, расчерченных лавками, было тесно от желающих отдохнуть с пользой для себя и государства. Именно так, потому что дело считалось важности государственной. В здоровом теле здоровый дух, и все такое.

Летом 1934 года рядом с деревней Неприе возник настоящий палаточный городок – Селигерский комбинат туристско-экскурсионного управления ВЦСПС. Как дополнение к палаткам – два двухэтажных административных здания и несколько хозяйственных построек.

Истинным сердцем туркомбината была водная станция. В момент открытия у ее причала стояли три швертбота – два совсем простеньких и новенькая «Эмка». На возведенной неподалеку верфи под руководством опытного мастера-судостроителя Василия Ивановича Брызгалова ладили новые суда. За два следующих года флот водной станции пополнился четырьмя швертботами М-20 и деревянными байдарками с обводами «шарпи», некоторые из них имели и паруса. А потом на Селигер из Ленинграда привезли килевую яхту Л-45! 

Туристы, ставшие курсантами, знакомились с особенностями акватории, листали лоцию, изучали конструкцию и парусное вооружение различных судов, а затем отправлялись в плавание по Селигеру, продолжавшееся от трех дней до недели. По окончании похода его участникам вручались только что введенные в оборот значки «Турист СССР». Те же из курсантов, кто успешно освоил азы парусного искусства, получали особый документ за подписью Брызгалова, подтверждающий право вождения маломерных парусных судов. С печатью! И все это было очень и очень серьезно, никакого начетничества, о чем говорит, к примеру, такой факт: одним из выпускников туркомбината был Константин Александров, в будущем трехкратный чемпион Москвы в классе М-20.

Планы были грандиозные, но началась война, и от Селигерского туркомбината ВЦСПС не осталось ровным счетом ничего. И ничего не появилось взамен. Многочисленные турбазы, а потом и дома отдыха, даже престижный новопостроенный пансионат «Сокол» предлагали отдыхающим лишь «фофаны» да «пеллы», чтобы греб народ и повышал тонус, и байдарки с той же целью. Какие еще паруса?

Но они на Селигере появились. И во множестве! Самодеятельные туристы привозили складные польские швертботы «Мева», надували катамараны, вешали на борта байдарок – «Салютов» и «Тайменей» – шверцы, ставили мачты и поднимали паруса. Кто-то уходил на Волгу по реке Селижаровке, кто-то кружил по озеру. И те, что оставались, как водится, сбивались «в кучу». На берегу самого крупного из островов – острова Хачин, появлялись настоящие «стойбища» туристов-парусников. Иногда они устраивали гонки, например, до острова Столобный, на котором находится огромный (тогда запущенный донельзя, а ныне успешно реставрируемый) монастырь Нило-Столобенская пустынь.

А потом неожиданно и коварно, как война в 1941 году, пришла перестройка и новые ветры повымели с Селигера паруса. Почти подчистую.

Теперь рычат моторки, проносятся скутеры и лишь изредка где-то вдалеке мелькнет белый лоскуток. И тогда ты спросишь в шутку: «Белеет парус одинокий… Что это, Сигизмунд?» – и тебе так же по-райкински ответят: «Правильно, Сигизмунд, это Евтушенко». На самом деле грустная картина. Не Айвазовский.

Свистать всех на борт

Ветер продолжал упрямиться, лишь вечерами просыпаясь от летаргического сна. Да и то не до конца, предпочитая оставаться в полудреме. Чуть задувало то с юго-запада, то, северо-запада, а других ветров здесь и не бывает, такая здесь «роза». Обнадежит слегка  – и снова погружается в сон.

Но у нас с собой было!

На веслах лодка шла ходко, послушно повинуясь рулю, но охотно обходясь и без него. Был у нас и мотор – японский двухтактник на 3.5 л.с. В сопроводительной документации к лодке указывалось, что ставить можно и 4-сильный, но мы убедились, что мощность эта избыточная. На глиссирование динги все равно не вывести, так что можно обойтись и двумя «лошадками».

В общем, все переходы у нас были «композитными»: с утра и вечером - под парусом, ловя легчайшие порывы, днем большей частью на веслах и под мотором. Благодаря этому значительную часть изначально стоявших задач нам выполнить все же удалось. На островах побывали, западный берег плеса изучили – сами мы жили на восточном.

До Полнова добирались долго. Если бы не мотор, даже не отважились бы. Десять километров на веслах, да при таком пекле, это не сладко. Но дошли, и уже на подходе подняли парус. Нет, ветра считай что и не было, но подойти мы обязаны были при полном параде.

Причал оказался полуразрушен. С советских времен сюда не приходят пассажирские «трамвайчики» из Осташкова, они вообще больше не заходят на Полновский плес. Реку Полновку, вернее, протоку, никто не чистит, и пройти по ней из Кравотынского плеса рулевые сколько-нибудь серьезных судов не отваживаются. А в обратную сторону идти некому.

Лодку окружила дети. Их родители загорали чуть поодаль. В детских глазах удивление мешалось с восторгом, а общим было: «Дяденька, прокати!».

- Ладно, - сказал я. – Прокати их. Но не больше чем по двое, и в спасжилеты, и чтобы с согласия пап-мам.

Сын взглянул на меня без усмешки, хотя что-то такое вроде бы пряталось в уголках губ:

- Есть, сэр!

Без пяти минут пассажиры метнулись к родителям за разрешением, а я направился в магазин.

Их в Полново несколько. Три супермаркета, два хозяйственных. Есть аптечный пукт. Ассортимент – как в большом городе, вполне достаточный. Насмешило изобилие морской рыбы – замороженной и консервов из оной. Это на Селигере-то! А вот фрукты-овощи не очень, ниже среднего по качеству.

Вообще, с торговыми точками на Полновском плесе, скажем так, негусто. Потому что и с людьми негусто, только в летние месяцы наезжают туристы и дачники.

В Покрове такой точки вообще нет (раз в неделю приезжает автолавка), что и понятно – домов меньше двух десятков. Есть «сельпо» в Новом Скребле, в Лаврове, в деревнях на западном берегу, но по сравнению с универсамами Полнова они как «Продукты» на окраине мегаполиса и гастрономы в его центре. А желаете деликатесов – извольте в Демянск.

И кстати, туда же за бензином, потому что там ближайшая заправка. По ямам… Когда мы в своих походах сожгли весь 92-й, то кинулись к Лексеичу, и тот поделился канистрой, да будет славно имя сего полковника во веки веков! И 95-го предлагал, но тут мы были предусмотрительны, еще на М10 заправившись «под горло».

Увешанный пакетами, я вернулся на берег. Пришлось повременить с отходом – катание на динги продолжалось. Во время терпеливого ожидания я просвещал родителей будущих яхтсменов на предмет, что такое динги, парусный спорт в целом и что мы тут вообще делаем. Тоже нужное дело.

Острова любви и войны

Больше всего нам понравились острова. Особенно два – Козлище и Бежачий. Первый – названием, про которое никто не смог сказать ничего внятного. Второй – тоже названием, но тут есть легенда.

Жили в этих краях когда-то парень и девушка., и очень они друг друга любили. Только не суждено им было венчаться, нарожать детей и умереть в один день. Семьи их враждовали, ну, чисто Монтекки и Капулетти. Прознав о том, что дочка собирается улизнуть с любимым из-под отцовского крыла, Капулетти-старший шибко разгневался и посулил молодцу смерть скорую и лютую. Девушка парня предупредила о грядущем возмездии, и тот пустился в бега. Но убежать далеко не успел, потому что Капулетти был еще и злым колдуном. Произнес заклинание, и застыл парень прямо на бегу каменным островом, который назвали Бежачим. А девушка, сама из рода волшебников, махнула рукой и стала горой Ореховной, самой высокой в этих местах. Так они и смотрят с тех пор друг на друга… Иногда Бежачий называют островом Любви.

Туристы свои палатки ставят на нем редко. Обычно Бежачий безлюден. Остров напоминает запятую, где «хвостик» зарос тростником, южный берег пологий, с роскошным пляжем, а северный – крутой, как и бывает на островах, возникших в ледниковый период, это он землю подвинул и скособочил. Так вот на косогоре этом столько грибов! Белые, подосиновики! Коли с погодой повезет, с корзинами уйдете. Нам-то не повезло, дождей не было, но Лексеич в сезон туда регулярно наведывается.

А еще на острове траншеи, окопы, стрелковые ячейки. Сколько лет прошло, а не осыпались до конца, не заросли, не исчезли.

Кто в ладах с военной историей, тому известно, что такое Демянские котлы: сначала наши из окружения пробивались, потом немцы. Линия фронта проходила как раз у Полнова. Западный берег был немецким, восточный – советским. Острова тоже «на двоих» поделили. Так больше года друг против друга и простояли, в землю зарывались.

Противотанковые рвы, траншеи, землянки, блиндажи и окопы, окопы… Военного наследия здесь много, особенно на мысе Милота, на полуостровах-наволоках Баран, Боровик, Толстик, Добромыш…

– А почему Милота? – спросил сын. – Почему Добромыш?

Ответа у меня не было, этимологическое расследование загодя проведено не было. Недочет, «двойка» мне. А названия вокруг и впрямь занятные, и не только финно-угорские: Красота, Кривая Клетка, Запрометно, Перерва, Скребель Старый и Новый. Но это поправимо, к следующему приезду выясню.

Магнетическая сила

– Ну, прощевайте, яхтсмены, – сказал стеснительный экс-полковник Лексеич, так и не согласившийся сфотографироваться на память. – Авось увидимся.

 Скажет тоже, яхтсмены. Без ветра, на динги. Это как умеющего складывать слова в предложения писателем назвать, а рифмовать – поэтом. Хотя… Мир паруса многолик и тем прекрасен. Не без своей элиты, конечно, и не без огрехов. Прибрежные гонщики на парусных болидах, бывает, свысока посматривают на чартеристов, встречая снисходительные улыбки тех, кто ценит комфорт и душевное спокойствие, а не только скорость. А те и другие – на скромные лодочки, вроде нашей. Разные масштабы, разные цели, разные акватории, разные яхты... Но ведь яхты, а над ними паруса! И вольный ветер, и жажда свободы – это главное, это объединяет, и оставим ненужные споры. Поэтому прав Лексеич, нечего скромничать.

- Мы вернемся, пап?

Да, мы вернемся на Полновский плес. Не знаю пока, где остановимся, благо выбор есть, может быть, в гостевых домах «Константиновой усадьбы» или на турбазе «Остров», но, наверное, все же в Покрове. Всего-то неделю прожили, а будто сроднились.

Говорят, места эти, где берут начало три реки – Волга, Днепр и Северная Двина, сам Господь в макушку поцеловал. Оттого притягивают они к себе неведомой силой. Побывал – не забудешь, не приедешь – пожалеешь.

Мы вернемся.

***

Я уеду на Селигер,

В край простреленных солнцем лесов.

Я уеду на Селигер,

В край монахов и рыбаков.

Там средь озера высится храм,

Возведенный не чудом – людьми,

И так щедро подаренный нам.

Люди были другими – не мы.

Там не жалко себя отдавать.

«Сердца возьмите чуть-чуть, например».

Было б только кому это взять...

Я уеду на Селигер.

Легкий парус над синей водой,

В ней купаются облака.

Я иду незнакомой тропой,

Ошалевший от счастья слегка.

Тем, кто честен с собой, Господь

Отмеряет всегда десять мер.

Остается их только прожить!

Мне б уехать на Селигер…

***

Опубликовано в Yacht Russia №9 (111), 2018 г.

Популярное
Мотылек с острова Дьявола
Он был преступником. Арестантом. Заключенным. И бежал снова и снова. Его ловили, а он опять бежал. Потому что... Жить, жить, жить! Каждый раз, находясь на грани отчаяния, Анри Шарьер повторял: «Пока есть жизнь, есть надежда».
Снежные паруса. Секреты зимнего виндсерфинга

Мороз, ветер, поземка. Случалось ли вам видеть парусные гонки в такую погоду? По белой равнине, поднимая снежную пыль, летят десятки разноцветных крыльев...

Очень опасный кораблик
Что такое физалия, и почему ее надо бояться
Борода - краса и гордость моряка

Издавна считается, что борода моряка - символ мужской силы, отваги, воли, мудрости, гордости. Особенно если эта борода шкиперская, фирменная.

Мурены: потенциально опасны
Предрассудки, связанные с ложными представлениями о муренах, стали причиной повсеместного истребления их в Средиземноморье. Но так ли уж они опасны?
Навигация на пальцах
Звездные ночи в море не только невероятно красивы – яхтсмены могут (и должны) использовать ночное небо для навигации. Чтобы точно знать свое положение, порой можно обойтись без компаса или секстанта
Мотосейлер. Нестареющая концепция

Объемные очертания, надежная рубка и много лошадиных сил – вот что отличает мотосейлер от других яхт. Когда-то весьма популярные, сегодня они занимают на яхтенном рынке лишь узкую нишу. Собственно, почему?

Мыс Горн. 400 лет испытаний

«Если вы знаете историю, если вы любите корабли, то слова «обогнуть мыс Горн» имеют для вас особое значение».
Сэр Питер Блейк

Блуждающие огни

Каждый яхтсмен должен быть «на ты» с навигационными огнями – судовыми и судоходными. Но есть огни, которые «живут» сами по себе, они сами выбирают время посещения вашего судна, а могут никогда не появиться на нем. Вы ничего не в силах сделать с ними, кроме одного – вы можете о них знать. Это огни Святого Эльма и шаровая молния.

Питер Блейк. Легенда на все времена

Питер Блейк… Он вошел в историю не только как талантливый яхтсмен, но и как признанный лидер, ставший «лицом» целой страны Новой Зеландии, показавший, что значит истинная забота и настоящая ответственность: на самом пике спортивной он оставил гонки и поднял парус во имя защиты Мирового океана – того океана, который он так сильно любил