Текст Марины Клочковой. Фото автора

Люди, ходившие в Антарктиду под парусом, всегда представлялись мне полубогами. Я читала их дневники с замиранием сердца, мечтала (одновременно боясь) оказаться рядом и думала, что такому экипажу, как наш, путь на Ледяной континент заказан.

Как-то по пути на остров Пасхи капитан, задумчиво поглядывая на передние паруса, промолвил:

– Надо бы закрутки парусов заменить на карабины.

– Это еще зачем, оригинал ты наш? – опешила я.

– Да закрутка замерзнет в Антарктиде.

Мы с детьми вытаращили глаза, а потом расхохотались: «Как смешно папа пошутил».

Ровно через 10 месяцев наша яхта «Леди Мэри» вышла из самого южного города мира в Антарктиду.

Дикий ветер

Двадцать первого февраля «Леди Мэри» отшвартовывается от пирса марины «Афасин» в Ушуайе. Сто двадцать миль пролива Бигль мягко готовят нас к выходу в сложнейшие для навигации воды.

Бутылочное горло пролива Дрейка соединяет два самых больших океана. Материковый шельф уходит на сто миль южнее Огненной Земли. Господствующие западные ветра на всей окружности Земли не встречают здесь препятствий и достигают ураганной силы. Как итог на дне пролива уже покоятся около 800 кораблей.

С интервалом в четыре-пять дней по проливу несутся циклоны. Выходя на хвосте одного, едва успеваешь проскочить пролив до носа второго.

Капитан соизмеряет скорость движения циклона со скоростью и направлением нашей яхты. Закладывает снос течением и ветром. Получается следующее: надо забрать восточнее, чтобы при смене ветра лететь на юго-запад.

В начале марта парусная навигация в Антарктиду заканчивается, и у нас не было времени дожидаться идеального ветра.

Отдав швартовы при западном ветре, на выходе в пролив Дрейка мы получили южный с заходом на юго-восточный. Это редкая удача для желающих пройти мыс Горн с востока на запад против господствующих ветров.

Пролив Дрейка

Хаотичная волна укачивает всех, кроме капитана. Каждый час налетает снежный шквал, а мы берем очередной риф на парусах.

Главный шквал жахнул ночью. Анемометр обалдело взлетел до 60 узлов. Яхта прилегла на правый борт, одновременно рванув вперед.

Я выворачиваю штурвал, но «Леди Мэри» с настойчивостью бульдога мчится на ветер.

– Уваливайся еще! – кричит капитан.

– Все, некуда!

Андрей выскакивает в кокпит:

– Штаны и шапку! Сапоги! – Он наспех одевается под ледяным дождем. – Давай сюда!

Чтобы попасть в штаны нужным местом, валюсь на пол. Натягиваю костюм и выползаю в ночь.

–К штурвалу! – Капитан спускает рвущийся во тьму грот.

Ползун грота застрял в пазу, летим на боку. Пауком ползу за инструментами, потом обратно... Справа маячит огонек. В уме повторяю сигнал MayDay, чтобы выдохнуть его в рацию, если Андрея смоет вместе с мачтой. Стоя одной ногой на палубе, второй – на банке кокпита, сворачиваем кусочек генуи. Яхту наконец уваливает. Ветер на время прикидывается паинькой.

Через три дня обещают 35 узлов. Бывалые советуют прибавлять к прогнозу еще узлов 15.

«Леди Мэри» прорывается на юг длинными галсами. Еще полградуса западнее, и можно засчитывать второе прохождение мыса Горн.

– Не успеем, заводись!

Оставляем грот и «моторим» на юг. На пятый день ветер переходит в попутный и, делая 6–7 узлов, подходим к Южным Шетландским островам.

Антарктида. Прибытие

Ночной горизонт светел от огней полярных станций, на острове Кинг-Джордж их десять. Экспедиция Беллинсгаузена и Лазарева назвала этот остров Ватерлоо. Но, как это часто бывает, в мире он известен под другим именем.

– Предлагаю временно переименовать нашу кругосветку в Первую русскую семейную антарктическую экспедицию! – говорит капитан.

– Слушай, а ведь мы прямо сейчас устанавливаем рекорд: наши еще не ходили с детьми в Антарктиду.

Пока юнга сонно таращится на сползающие в океан ледники, мы обходим Кинг-Джордж с юга. Под носом «Леди Мэри» выныривают котики и пара огромных дельфинов. Дымчатый альбатрос разбегается по воде с оглядкой: задавим-не задавим? AIS пищит о новых судах. Военный крейсер, следом экспедиционное судно. Яхта скользит вглубь обширной бухты Ардли.

Серые берега и голубые айсберги.

Надев «меховые трусы» поверх сапог, мы выходим на палубу.

– Где же наша станция? Эта?

– Нет, крыши синие, наверное, Аргентина.

– А красные?

– Тоже не те.

Нефтебаза, еще станция…

– Храм! Я вижу храм! – Юнга ликует.

И правда, на горе желтеет самый южный постоянно действующий храм мира – православная церковь Святой Троицы, построенная из алтайского кедра.

По соседству, у подножия белой католической часовни, базируется антарктический «филиал» Чили. Веселый полосатый купол спортзала, ровные улицы, много домов. Есть даже почта. Отсюда письма с печатями Антарктиды летят по всему свету. Отделение работает с пяти до шести вечера. За пригорком двух чилийских станций аэродром, за полдня с него взлетели два самолета.

На нашей станции тоже есть купола. Кроме солнца в них отражаются сверхзадачи – это новые антенны ГЛОНАСС от Роскосмоса.

Готовим якорь. Лебедка на холоде едва ползет, ворча: «Ишь, чего удумали». Зато якорь знает свое дело, берет с первого раза. На пяти метрах выложили 50 метров цепи.

Сколько лет мы уже не вызывали 16-й канал по-русски?

– «Беллинсгаузен», «Беллинсгаузен», это парусная яхта «Леди Мэри», прием!

– «Беллинсгаузен» на связи!

Станция «Беллинсгаузен». Шестьдесят второй градус южной широты

Самая северная из российских антарктических станций основана в 1968 году. Полярники в шутку называют ее «курорт». Здесь не бывает лютых морозов, а летом меж камней даже колосится мох.

В маленькой церкви Святой Троицы по-домашнему уютно и пахнет кедром. Бревенчатый храм держат толстые цепи, идущие от фундамента к маковке. Эта гибкая конструкция позволяет храму устоять при сильнейших ветрах. Ковровый пол и сменная обувь. Огоньки свечей пляшут в позолоте алтаря. Лики знакомых святых и радушие отца Максима заставляют забыть, что мы на краю света.

Из храма мимо госпиталя мы идем сначала в Дом радио, а потом на ужин в Дом дружбы.

– Нет, я думал, что все в жизни видел, но чтоб такое! – изумляется шеф-повар дядя Саша. – Таким экипажем! В Антарктиду! – И на нашем столе материализуется русская сгущенка со свежим ржаным хлебом.

В прихожей Дома радио раздеваются и меняют сапоги на тапочки. Со стен коридора смотрят участники всех антарктических экспедиций. Здесь живут и работают начальник станции, радист, метеоролог и океанолог. В просторной кают-компании мы с полярниками вечеряем за чаем и песнями под гитару.

Шторм

В два ночи сработал якорный «аларм». Завелись, оттянулись, зацепились.

45 узлов ветра, и «Леди Мэри» гарцует, как конь на привязи. Крепко привязанный тузик долбит в борт. Один кранец оторвался, другой на морозе лопнул от ударов. Шлюпку с трудом подняли на палубу.

На берегу пролива Дрейка в паре километров от станции живут тюлени и морские слоны. Мшисто-галечная долина замерзшего ручья усеяна пингвиньми перьями. Четырехметровый слон, похожий на толстого грязнулю в бане, греет пузо на солнце, храпя и булькая. Вокруг развалились туши поизящнее – гарем. Бордовая от водорослей дама отползла к океану. Падишах продолжает урчать во сне. Два пингвина безбоязненно шагают прямо по лежбищу главных обжор Антарктиды. На суше охотники неуклюжи, гонки на выживание начинаются только в море.

Скоро пингвины уйдут на полгода в океан и вернутся лишь весной, чтобы завести потомство. В конце лета у них есть еще одна задача: линять. Линька – дело серьезное. Три недели нахохлившиеся бочонки стоят на самых продуваемых местах, пока не облетят старые перья. В это время пингвины не плавают, не едят и не пьют. Те, кому почему-то не надо менять фраки, проворно бегут по камням к океану, кричат, жестикулируя крыльями-ручками.

Пингвинов с черной головой полярники ласково зовут «адельки». Говорят, они самые вредные из пингвиньего рода: в нарушителя их личных границ адельки пуляют едкие фекалии на метровое расстояние. Но семенящая мимо слонов парочка – это полицейские, по-научному, антарктические пингвины. Полоса на лице (или у пингвинов морда?) напоминает полицейского в каске.

В плену стоянки Янки-Бэй

На четвертый день мы обнимаемся на прощание с полярниками и уходим на юг. Спокойная бухта Янки-Бэй встречает нас пингвиньим гомоном и тюленьими воплями. В темноте голоса затихают, в прогнозе штиль, и можно поспать.

Взглянув в окно на рассвете, я цитирую Вениамина Каверина:

— «Святая Мария» замерзла еще в Карском море и дрейфует на север вместе с полярными льдами…» Поздравляю, граждане, нас затерло льдами!

Юнга приоткрывает сонный глаз. Остальные снимаются с якоря.

Пингвины стоят часовыми, морские львы маскируются под валуны. А залив похож на густой суп с клецками метровых ледышек. Не зря ночью трещало: часть ледника обвалилась в море, обломки снесло в бухту. И торчит теперь «Леди Мэри», как свечка среди взбитых сливок.

Расталкивая льдины, выходим на чистую воду. Сегодня надо пройти миль 60 до острова Десепшен. На карте он напоминает атолл – кольцо с одним входом в лагуну. Это кратер потухшего миллион лет назад вулкана. Со дна лагуны бьют горячие гейзеры, и в теплой воде можно купаться. В Антарктиде! Да мыслимо ли это?

Стараемся весь световой день проводить в кокпите.

С ловкостью заправских спортсменов проплывают пингвины и котики. Киты величаво взмахивают опахалом хвоста, с которого струятся водопады. Под низкими тучами разлито золото. Беллинсгаузен писал в дневниках, что так светятся полярные льды.

К вечеру мягкой лапой нас обнимает туман. Включаем радар, а ветер усиливается и вопреки прогнозу дует под 40 узлов. На маленьком стакселе «Леди Мэри» бежит мимо запланированной стоянки у острова Десепшен к группе Мельхиоровых островов. Весь переход около 120 миль занимает 33 часа.

Айсберг за кормой

В узком фьорде шириной 60 метров у сезонной аргентинской базы Мельхиор нам впервые пригодились 100-метровые концы, купленные в Ушуайе.

Выложили 40 метров цепи на шестиметровую глубину. Заводим швартовы на кнехты маленького пирса и валуны противоположного берега. Капитан на штурвале, матрос – на выдаче плавучих веревок, я в шлюпке вывожу концы на берег. На действо косятся морские львы и одинокий пингвин. По кромке снега семенит птица-альбинос на тонких ножках.

Станция Мельхиор уже заморожена на зиму. Два красных домика с черными ставнями, на двери табличка: «Все, что нужно для выживания, в доме с оранжевой дверью».

В указанном доме есть все от пары кубометров леса, инструментов и лакокрасок до кроватей, буржуек и провианта. Единственная просьба хозяев – записывать взятые продукты в специальный журнал. Мы приколотили выпавшую из стены доску и пошли взбираться на снежный пик.

На излете второй ночи к корме подобрался айсберг. У входа в узкий залив трется и второй. Спешно выбираем якорь и концы, пока первый айсберг не уперся нам в винт, а второй не закупорил фьорд. Поднимаем тузик на палубу, а капитан выруливает из фьорда. Айсберг осмелел и мигом занял наше место. Впереди 40 миль перехода до материка. Штиль и мокрый снег.

Окна в зазеркалье

С продвижением на юг ледовая обстановка усложнилась, айсберги попадаются раз на полмили. Штиль резко сменяется крепким ветром. Низкие туманы открывают то подошвы островов, то вершины из снега и камня. Никогда не знаешь, где снова откроется окно в зазеркалье.

Пролив огибает чилийскую станцию. Судя по густой вони, на ней только пингвины, и с подветренной стороны к ним лучше не соваться.

Под высокими пиками у ледника притаилась аргентинская база «Браун».

Бросаем якорь в бухте с говорящим названием Парадайз-Бэй, растягиваемся на берег концами с кормы и носа и уходим исследовать царство голубого льда на веслах.

В Антарктиде нужна круглосуточная якорная вахта. Две ночи в Парадайз-Бэй мы отвоевываем место под луной у плавучих льдов.

Небольшой айсберг прилипает к борту, ласково отстукивая: «Привет от «Титаника-аа»! Ууу-бум!» Тюлень, взбодренный палубным светом, все норовит залезть на соседнюю с айсбергом льдину. Льды выстраиваются вдоль протянутой на берег веревки. Полночи под двигателем мы раскачиваем концы, вручную растолкать не получается. Утром у бушприта обнаруживаем симпатичный айсберг, на котором храпит тот самый ночной тюлень. Умотался.

Бухта Локрой

Идем 35 миль на юго-запад по проливу Жерлаш.

Снег полностью покрыл высокие горы. На белом розовеют пингвиньи стоянки. Птицы питаются красным крилем, отчего их помет приобретает весьма романтический цвет. Среди пингвинов гуляют туристы.

Английская база Локрой на маленьком каменистом острове существует с 1944 года. В двух прямоугольных и одном цистернообразном домиках есть музей и магазинчик сувениров, уже закрытые на зиму.

По обозначенной на рукописной ретрокарте наводке мы входим в малюсенькую «недобухту» плоского островка. Глубиномер показывает 2,5 метра.

От группы туристов отделяется парень в синей куртке:

– Сюда не ходи! А то сейчас прилив, а на отливе тут воды совсем не будет.

– Ок, спасибо!

Мы пятимся из заливчика в главную бухту и встаем на 16-метровой глубине.

План-максимум

Наша цель – добраться до украинской антарктической станции «Вернадский». Это если новый шторм и лед нас не остановят.

На входе в узкий пролив Лемэр капитан напутствует:

– Держи вон на ту скалу. Забирай левее, там под водой тоже скала. Айсберги обходи с наветра, – и исчезает в тепле люка.

Ветер вдруг замирает в причудливой позе и через полчаса уже дует в противоположную сторону. Все, как положено в Антарктике.

Ледники струятся с самых вершин. Отвесные черные скалы. Белые снега. Голубизна трещин. Нет, фотокамерой не ухватить это холодное величие и особый уют, эту музыку черного, белого и синего.

Мы расталкиваем отпорными крюками глыбы льда. Кэп сбавляет ход.

Пингвины торпедами вылетают из черной воды. Морские львы любопытно заглядывают в глаза, а киты шумно выдыхают у отвесных скал.

Плотность ледового поля увеличивается, мы с матросом орудуем палками, расталкивая их. Юнга на подхвате.

И вот уже 65 градусов 06 минут южной широты. Всего 12 миль до цели.

Капитан лезет на мачту и сообщает:

– Дальше не пройти.

– Как это не пройти? А если там?.. А если здесь?.. Может, растолкаем? Вдруг это отсюда кажется, что прохода нет?

На все вопросы Андрей отвечает отрицательно.

Мы разворачиваемся под треск ледников. Кит грустно вздыхает у борта.

Тем временем лед пролива Лемэр сомкнулся за кормой, так что обратный путь заставил понервничать. Наш Nauticat 40 – прочная лодка, но стеклопластик все-таки не металл. Плотная каша из двухметровых глыб нашпигована кусками побольше. Подводная часть мини-айсберга соскребает необрастайку, а его верхушка проплывает в сантиметрах от борта. Большая часть глыб не опасна, если успеть их оттолкнуть, но часть льдин все равно врезается в форштевень или бьет по бортам.

На прежней стоянке в Порт-Локрой мы обнаруживаем российский пароход «Полярный пионер». Визит на корабль лечит от грусти наш маленький экипаж.

* * *

Рано утром 10 марта «Леди Мэри» уходит от берега Антарктиды в пролив Дрейка. До Ушуайи 695 миль, около недели хода.

На выходе тепло общаемся по рации с капитаном «Академика Иоффе», а уже из пролива Дрейка – с «Академиком Карпинским», четыре месяца исследовавшим шельф моря Амундсена.

Радар круглосуточно предупреждает об айсбергах. На второй день шквалом в клочья рвет маленький стаксель. Под соленым душем устанавливаем запасной парус. Успеть бы до шторма…

Опубликовано в Yacht Russia №1-2 (126), 2020 г.