Travely-Family: курс на Кейптаун
Переход от Магелланова пролива до мыса Доброй Надежды – третий и пока самый тяжелый океанский этап нашего кругосветного плавания через великие мысы и Антарктиду
У руля старший помощник Авторулевой капризничаетРемонт авторулевогоПирожки для папыРемонт мачтыСемья под солнцем

Путешествия Travely-Family, YR № 1–2, 4, 5, 9/2019, 1–2/2020

Текст и фото Марины Клочковой

Сезон для плавания в этих ненастных широтах – ноябрь-март, но лучшее время – январь-февраль. Выйдя из Пунта-Аренас 29 августа, мы пришли в Кейптаун 21 октября. Круглая цифра 4000 миль по генеральному курсу вылилась в 5324 мили по треку. Из-за риска встречи с айсбергами после Фолклендских островов нужно идти севернее 45-го градуса южной широты и только потом забирать к востоку. Раньше конца лета (речь о Южном полушарии) стартовать не стоит во избежание зимних штормов у мыса Доброй Надежды.

Точка старта – Пунта-Аренас

На северном берегу Магелланова пролива есть единственный город со 130 тысячами жителей. Колониальный центр с памятником Фернану Магеллану на главной площади напоминает Европу. К открытому всем ветрам бетонному пирсу швартуются большие суда и небольшие рыбацкие боты. Мест для килевой яхты у причала не предусмотрено.

Поначалу мы стояли третьим бортом к рыбакам, то и дело переставляясь, когда одни уходили в море, а другие приходили. Ветер разгонял волну, и на отливе киль яхты бился о дно. После пары дней у пирса пришлось уйти на якорь.

Пунта-Аренас – место закупки провианта и зона беспошлинной торговли, где можно выгодно купить электронику. Пополнив запасы, мы «выписались на Южную Африку», но едва успели догрести до яхты, как ветер раздул 35, а потом и 45 узлов. Порт закрыли по метеоусловиям, и с 27 по 29 августа мы ждали в лодке разрешения поднять якорь.

Секреты Магелланова пролива

Это одно из сложнейших для навигации мест в мире. Преобладающие ветра идут с Тихого океана, а мощные приливы – с Атлантики. Приливное течение, идя против ветра, образует четырехметровые стоячие волны, опасные и для больших судов. На атлантической стороне Магелланова пролива есть две узости, где скорость течения достигает 12 узлов. Для прохода пролива необходимо постоянно сверять прогноз погоды с картой приливов и отливов и выходить в правильное время. Если не успеть к началу отлива, то через 15 миль после Пунта-Аренас придется дожидаться на якоре следующего отливного течения. После первой узости, возможно, придется снова встать и пропустить прилив, а с началом отлива спешить на выход в океан.

Порт открыли к ночи. Мы покидаем Пунта-Аренас в удачное время, чтобы оказаться у первой узости к началу отлива. В проход шириной 280 метров «Леди Мэри» летит со скоростью до 14,5 узла. Восемь из них дает течение. Капитан наказывает: «Если скорость упадет ниже семи узлов, значит, начинается прилив и надо разворачиваться и бежать в укрытие. Там переждем на якоре».

К счастью, течения хватило на выход из узости, и к рассвету мы бросили якорь у плоского унылого берега в ожидании нового отлива.

В счастливый полет

Предпоследний день зимы радует солнцем и попутным ветром. Шельф на выходе из пролива нашпигован нефтяными платформами. Нас провожают самые удивительные дельфины, которых мы когда-либо видели. Кажется, в их родословной отметились мишки-панды: белое тело, а голова, спинной плавник и хвост черные. Веселая парочка долго уворачивалась от носа яхты, а потом заскучала и исчезла.

Знаменитый мыс Дунгенес, после которого в ноябре 1520 года Магеллан повернул на запад вокруг Южной Америки, остался за кормой. Армада де Чили поинтересовалась по рации, куда мы идем и в каком составе, и пожелала счастливого полета.

Впереди тысячи миль Южного океана.

Острова раздора

Архипелаг, который Аргентина считает своим и называет Мальвинским, лежит в 350 милях по курсу. Острова изобилуют первозданными тюленьими бухтами и обещают рай для яхтсменов-крейсеристов. Здесь живут около 3000 британских верноподданных, которые называют острова Фолклендскими, полмиллиона их овец, тюлени и 60 видов птиц, среди которых королевские пингвины. Предвкушая встречу с последними, мы забираем к югу, чтобы догоняющий нас шторм прошел севернее. Край циклона должен подтолкнуть «Леди Мэри» к Фолклендам. Но у погоды другие планы.

На четвертый день по левому борту показалась гряда невысоких островов. Ветер усилился. Ожидая прогнозных 40 узлов, мы приготовились штормовать. Ночью пришли те самые сорок, а к следующему вечеру шторм стал жестоким.

В «неистовых пятидесятых»

Пенные гребни попутных волн срывает ветром – 55 узлов, 58, 62 (11 баллов по шкале Бофорта). Через крышу летят валы и хлопья снега. Яхту бросает на десяток метров вниз, дергает вверх. Палуба уходит из-под ног. На кусочке стакселя размером с носовой платок наша тяжелая лодка летит 7 узлов. Автопилот не справляется, и капитан всю ночь на штурвале.

В точке принятия решения оказалось, что мы не можем безопасно обойти архипелаг по югу. Шторм несет «Леди Мэри» на скалы. Выход один – менять галс и уходить на северо-запад ближе к материку. Похоже, пингвины Фолклендских островов так с нами и не увидятся.

Волна вышибает с полки 10 килограммов плотно прижатых друг к другу книг. Впервые за шесть лет их не сдержал даже 15-сантиметровый барьер.

С новой волной из угла вылетает давно поименованный ботанический сад в лице храбрых алоэ Шляпницы и агавы Алехандро. В описании к шкале Бофорта сказано, что 10-балльный шторм вырывает с корнем деревья. У нас все, как в учебнике: сломанный алоэ повис на спинке дивана корнями вверх и геройски погиб.

Воздухозаборник отопителя хлебнул воды и задымил внутрь. Двигатель, заведенный для подзарядки батарей, хапнул воздуха вместо воды и перегрелся. Сработал предохранительный клапан, и водогрейный бак вылился в трюм.

Отопитель без мотора не запустился. Капитан отключил воду до выяснения причин.

Волной сорвало одну и раскрошило другую солнечные панели.

Рассыпался стопор бакштага…

Яхта рыскает, сбиваемая с толку то бешеными валами, то порывами ветра. К рассвету я меняю капитана у штурвала. Чумовое ощущение – рулить, когда цифры анемометра мечутся от 45 до 55 узлов. Страха нет, просто хочется, чтобы это кончилось. И поспать.

В полутора милях по курсу огни рыбацкого судна в дрейфе.

–       Здравствуйте, – говорит рация. – Помощь нужна?

–       Нет, – ответствует капитан. – Дует крепко, но проблем нет, идем по ветру. Спасибо.

Пятьдесят узлов воют до обеда. Южный океан меняет восприятие времени и стихии. Еще недавно ветер в 36 узлов немного пугал. Сейчас он приносит облегчение.

После шторма

Дождавшись относительного затишья, капитан отвинтил крепежи убитых штормом солнечных панелей, выявил и устранил поломку в отопителе, заменил импеллер в двигателе, починил проводку. Шторм лишил нас половины электричества, что ввело ограничения на пользование ноутбуком.

«Мы можем включать опреснитель, отопитель, заряжать ноутбук и айпад, используя двигатель, – говорит капитан. – Но если его гонять два часа в сутки, топлива хватит на 50 дней. Думаю, главное сейчас – заполнить водяные баки и держать заряженной навигационную аппаратуру. Час работы отопителя по потреблению энергии равен часу зарядки ноутбука».

Мы с детьми убеждаем капитана, что вечернее кино при +16 оС лучше, чем его отсутствие при +21 оС. Фильм на ночь в двухмесячном походе – намек на то, что в мире есть другие люди. В это приятное время мы с юнгами пьем чай, обнявшись в полумраке, переживаем за детей капитана Гранта или за кого-нибудь избранного типа Нео. И собственные тревоги отступают.

Курорт в «сороковых»

После ухода из 50-х в 40-е широты метели кончились, и зубная паста перестала замерзать в тюбике. Океан прогрелся до +5 С.

Днем ветер успокаивается до приятных 15–20 узлов, а к ночи снова разгоняется до 30. Попутное течение дает пару узлов скорости. Галсами обходим траектории опасных циклонов.

Хотя «Леди Мэри» уже приблизилась к экватору на 10 градусов, на палубу выходим в куртках и шапках. По утрам в «яранге» +12 оС, и впервые за 8 месяцев мы даже приоткрываем «форточку», если волна не угрожает ее залить.

– Ну что, Мариночка, «ревущие сороковые», «ревущие сороковые»... – смеется капитан. – После «пятидесятых-то» – курорт!

Мы в кои веки сидим в кокпите, и я щурюсь на первое за полмесяца солнце.

Тактика уклонения

– Послезавтра придет 50 узлов.

– Ого! Это в прогнозе так? Если к нему советуют прибавлять 20 узлов, выходит, что 70 прилететь может.

– Ну просто прогноз больше 50 не показывает, – улыбается капитан.

– Какой план?

– Тактика такая: сначала уходим на северо-запад. Если удастся попасть в хвост циклона, нам достанется 35 узлов вместо полтинника.

Повернув максимально остро к ветру, яхта ткнулась носом в северо-северо-запад. Ветер включили неожиданно. С нуля до 25 узлов разогналось за полминуты. Через час уже 35. Боковая волна принялась имитировать шторм, который мы ждали только завтра. Всю ночь под несмолкаемые 30 узлов ветра яхту валяло так, что экспедиционная бочка на корме упала, рожки да ножки второй убиенной солнечной панели сорвало в океан, а спать было невозможно из-за постоянного ощущения свободного падения.

В ночь на 16 сентября мы легли в дрейф, пропуская встречный шторм через себя. Как и рассчитал капитан, нас задел только хвост циклона. Это «всего лишь» 35–45 узлов ветра и многоэтажные волны. Такими высокими они были всего пару раз – у мыса Горн и в шторме у Фолклендов.

Пятьдесят с лишним узлов ветра укатились на восток. Нас же снесло на градус южнее.

Три недели перехода

– Ничосе волны! – я отшатнулась от иллюминатора над умывальником и вылетела из гальюна, как пробка из бутылки. Дверь захлопнулась в сантиметре от пальцев. Затормозила о стол: – Гоол!

– Доброе утро, Мариночка! – капитан проснулся после вахты.

Все труднее радоваться новому утру, накопилась усталость от штормовой погоды. Зато вылезать из-под одеяла стало теплее, чем предыдущие полгода. А потом начинается эквилибристика: чайник – на газ, заварку – в термос, печенье с вареньем – из шкафа на диванчик в рубке, и припереть подушкой, пока не улетело. При варке каши три четверти крупы попали прямиком в кастрюлю – какое удачное начало дня!

Океан по-прежнему в ударе. Длинные волны несут на себе по нескольку пенных горбов. Кажется, яхта парит среди снежных вершин. Самые наглые валы летят через крышу, их удары вышибают посуду даже с плиты на подвесе.

Работа и учеба неразрывно связаны с физкультурой. Упираясь ногами в стену и стол, хватаю ноутбук на каждом подскоке. Дети как-то умудряются писать, ловить ручки и книги и даже играть в карточные игры.

Капитан урывками читает, а в основном следит за приборами и подруливает. Ветер свищет положенные 30 узлов с порывами до 40. На маленьком стакселе летим 6–8 узлов.

После Фолклендов мы не встретили ни одного корабля. Киты и дельфины умело скрываются, а вот птиц за яхтой следует много. Черные молнии буревестников, серо-белые «не-знаю-кто» и могучие альбатросы с трехметровым размахом крыльев режут воздух прямо над волнами. А то и вовсе сидят среди пены, занятые чисткой перышек, будто и нет никакого волнения. Значит, и мы выдюжим.

Этап мыс Горн – мыс Доброй Надежды субъективно труднее, чем переход из Полинезии к мысу Горн. Переменные порывистые ветра большой силы, хаотичные огромные волны, уже два сильных шторма (10–11 баллов) и пара восьмибалльных за 20 дней против одного за 62 дня в южном Тихом океане.

Мы мечтаем отдышаться у Тристан-да-Кунья примерно на 32-й день пути.

Потеря ванты

Спустя три недели случилось чудо: море улеглось. Мы кинулись сушить матрасы, клеить окна, убирать, печь пироги и шить платья плюшевым зайцам. Старший матрос освоила выпечку хлеба, и дней пять они с юнгой баловали нас пирожками. Потом поднялась боковая волна, и порывистый ветер исключил пироги из рациона. Спокойная неделя осталась за кормой. Спать стало снова невозможно, и у всех, кроме юнги, вынужденная бессонница.

Поднявшись на рассвете на палубу убрать грот, готовясь к новому шторму, обнаруживаем порванную основную ванту грот-мачты. Пока не раздуло, капитан взмывает под самые тучи на альпинистской обвязке. Он качается с амплитудой метра в четыре, а я держу страховочный трос и отреставрированную ванту.

– Настя, бакштаг! – И дочь на руле старается держать лодку по ветру, чтобы меньше болтало и кренило.

В прошлой жизни капитан точно был такелажником. Он открутил обрывок ванты, согнул U-образно конец троса, вставил подходящий коуш и зажал тисками. Конструкцию усилил двумя зажимами под диаметр ванты. Нижнее целое крепление – под первую краспицу. Укороченную ванту удлинили 8-миллиметровой веревкой из дайнимы, четырежды продетой через проушину. Натянули талрепом. Можно штормовать.

Циклон благополучно отсвистел с севера на юг. В ожидании его мы специально забрались аж до 35-й параллели и легли в дрейф под бизанью, чтобы снова быть снесенными на 37-ю широту.

Капитан невысоко оценивает вероятность высадки на Тристан-да-Кунья. Единственная якорная стоянка архипелага находится на северной стороне, откуда и дует сильный ветер.

Затерянный мир

На 33-й день пути с мостика раздалось: «Земля!» Глыба самого одинокого острова мира выросла перед нашими парусами. Крутые базальтовые плечи, увенчанные узкой шее-головой, скрытой в облаке.

– О! Как тортик! – Юнга емко описала пик королевы Марии, высочайшую гору южной Атлантики высотой более двух километров.

Лишь одна сторона древнего вулкана оказалась пригодной для человеческого жилища. На ней и присел городок Эдинбург Семи Морей, малюсенькая заморская территория Британии. Когда-то на остров разными путями попали восемь мужчин европейцев и семь женщин, пятеро из которых были готтентотками из Южной Африки. Все 270 нынешних островитян происходят от них. Сегодня они принимают туристов, выращивают картошку и яблоки, ловят лобстеров и продают их в Японию.

Наша яхта «заходит на посадку» с северо-запада. Океан спастически дышит, и ожидать чего-то, кроме провала нашей операции, не приходится.

– Смотрите, коровы пасутся! – Юнга оценивает лужайки под лавовым плато, и взгляд ее утыкается в волны. – Да-а, здесь прибой покруче, чем на Питкерне.

– Ну что, девочки, посмотрели на землю? Идем дальше!

Мимо проплывает аккуратный поселок, вертолет у административного здания, ангары, деревянные заборы и большие лодки, вытащенные на берег. Буруны с грохотом бомбят закуток для рыбацких лодок.

– А счастье было так близко… – горестно вздыхает Настя.

Рация сказала что-то неразборчивое и затихла. Мы прошли мимо стоящего на рейде пассажирского корабля из ЮАР. Ему, как и трети других судов, заходящих на Тристан-да-Кунья, в этот раз не удастся высадить народ на берег.

Яхту валяет с бока на бок, юнга речитативит скороговорку про корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали.

– Вот это сегодня про нас. Точно, не вылавировали.

Другая сторона

«Леди Мэри» заворачивает на восточную сторону острова. Едва гора закрыла нас от ветра, от бурного волнения осталась лишь легкая зыбь. Отвесные утесы в курчавых деревцах, цветные скалы, залитые солнцем и тысячи птиц. Каждую сотню метров открываются новые расщелины. Белесые косы водопадов образуют высокие каскады.

– Андрей, а тут можно якорь бросить?

– Проверять надо.

Электронная карта являет глубины в 300 метров и прибрежную неразмеченную зону. За следующим загибом ветровая тень кончается. На кромке ветра устроился хвойный лес.

– Вот бы здесь встать! – мечтают дети. – И погулять.

Ветер обалдел от нашей наглости и свистнул в борт. Удрав под прикрытие скал, мы заякорились со второй попытки. На глубине 10 метров выложили 70 метров цепи. Не верится. Стоим!

– Андрюх, ну чистый Жюль Верн, скажи?!

– Угу, – красноречиво кивает капитан.

– Слушай, а ведь это первый в нашем плавании настоящий остров на 37-й параллели. Той самой, из Жюля Верна.

Весна струится по зеленым стенам. Белые альбатросы сидят на гнездах. Их дымчатые родственники со смешными наростами на клювах качаются на волнах. Едва юнга вытряхнула за борт крошки, альбатросы стаей гигантских клювастых голубей сошлись в битве за добычу.

Незабвенный Жюль Верн писал, что в 1860-е годы на острове Тристан-да-Кунья было несметное число тюленей, а прежде и китов, да всех их перебили уже тогда. Нынешние новости такие: сейчас перебили и тюленей, по крайней мере нам встретился только один.

Ветер неистово весел: с запада заходит на север, не забывая гнать волну и с юго-востока. Мы защищены высоким островом, но на третье утро шторм, что осаждал Эдинбург, добрался и до восточной стороны. Ветровая тень схлопнулась до маленького треугольничка. Пора в путь.

На подходе

Кренясь вместе с яхтой, мы ложимся на стену дождя. Едва выбрали якорь, остров растаял в вате дождевой взвеси. Капитан направил «Леди Мэри» сразу на север, уклоняться от нового шторма. Через день основная его мощь прошла югом, нам достались привычные 40 узлов.

На сорок второй день пути, входя в восточное полушарие, мы впервые пересекаем судовой путь. И теперь каждый день на горизонте возникает какой-нибудь сухогруз.

К исходу плавания начинается напряженка с фруктами. На день делим поровну одно яблоко и один апельсин.

Ветер то затихает до трех метров в секунду, то раздувает до 25 узлов. Паруса, поднятые в затишье, очень удивляются, когда лодку разворачивает носом на ветер. Подбоченясь, мы летим на 30 миль южнее Кейптауна, к мысу Доброй Надежды.

Первооткрыватель Бартоломеу Диаш назвал его мысом Бурь. В месте встречи двух океанов сильный ветер конфликтует с течением, рождая аномальные волны. В туманах и зонах усиления корабли налетали на опасные скалы. В 1857 году на мысу появился маяк, но толку от него оказалось мало: в непогоду свет тонул в тучах. После очередной катастрофы 1911 года заложили новый маяк высотой 87 метров, его свет виден за 60 миль.

Современный Кейптаун – сам себе маяк. Через пару часов после захода солнца восток наливается заревом городских огней. Милях в 20 из ночного горизонта вырастают и контуры гор на фоне «закатного» неба.

В кейптаунском порту

На 55-й день плавания «Леди Мэри» входит в знаменитый порт. Восход сверкает стеклами высоток под Столовой горой. У пирса большие суда. Среди них «Василий Головнин», что застрял накануне зимы во льдах Антарктиды.

– «Василий Головнин»!

– Земляки! – нам машут в ответ.

Royal Cape Yacht Club на 16-м канале молчит. Мы крадемся мимо пирса с аккуратными мастерскими; черные парни лениво поднимают глаза.

Запахи. Шум города. Яхт-клуб с богатой историей. Душ. Бар. Интернет.

Земля! Мы дошли.

Опубликовано в Yacht Russia №5-6 (128), 2020 г.

Популярное
Мотылек с острова Дьявола
Он был преступником. Арестантом. Заключенным. И бежал снова и снова. Его ловили, а он опять бежал. Потому что... Жить, жить, жить! Каждый раз, находясь на грани отчаяния, Анри Шарьер повторял: «Пока есть жизнь, есть надежда».
Очень опасный кораблик
Что такое физалия, и почему ее надо бояться
Снежные паруса. Секреты зимнего виндсерфинга

Мороз, ветер, поземка. Случалось ли вам видеть парусные гонки в такую погоду? По белой равнине, поднимая снежную пыль, летят десятки разноцветных крыльев...

Борода - краса и гордость моряка

Издавна считается, что борода моряка - символ мужской силы, отваги, воли, мудрости, гордости. Особенно если эта борода шкиперская, фирменная.

Мурены: потенциально опасны
Предрассудки, связанные с ложными представлениями о муренах, стали причиной повсеместного истребления их в Средиземноморье. Но так ли уж они опасны?
Навигация на пальцах
Звездные ночи в море не только невероятно красивы – яхтсмены могут (и должны) использовать ночное небо для навигации. Чтобы точно знать свое положение, порой можно обойтись без компаса или секстанта
Мотосейлер. Нестареющая концепция

Объемные очертания, надежная рубка и много лошадиных сил – вот что отличает мотосейлер от других яхт. Когда-то весьма популярные, сегодня они занимают на яхтенном рынке лишь узкую нишу. Собственно, почему?

Мыс Горн. 400 лет испытаний

«Если вы знаете историю, если вы любите корабли, то слова «обогнуть мыс Горн» имеют для вас особое значение».
Сэр Питер Блейк

Блуждающие огни

Каждый яхтсмен должен быть «на ты» с навигационными огнями – судовыми и судоходными. Но есть огни, которые «живут» сами по себе, они сами выбирают время посещения вашего судна, а могут никогда не появиться на нем. Вы ничего не в силах сделать с ними, кроме одного – вы можете о них знать. Это огни Святого Эльма и шаровая молния.

Питер Блейк. Легенда на все времена

Питер Блейк… Он вошел в историю не только как талантливый яхтсмен, но и как признанный лидер, ставший «лицом» целой страны Новой Зеландии, показавший, что значит истинная забота и настоящая ответственность: на самом пике спортивной он оставил гонки и поднял парус во имя защиты Мирового океана – того океана, который он так сильно любил