Текст Марины Клочковой

Если вы с пеленок мечтали узнать, как выглядит Бармалей под баобабом и правда ли, что у мухи цеце желтое брюшко, берите курс с Канарских островов на юг к самой западной точке африканского континента. Вас ждут вполне безопасные Сенегал и Гамбия . Но если вас тошнит от жалких лачуг, а страх подцепить малярию не дает насладиться экзотикой, то вам сюда не надо.

Нам – надо.

Восьмого марта мы отдали швартовы на острове Ла-Гомера и взяли курс на Сенегал. Целились в самую западную точку Черного континента – город Дакар, где зеленеет тот самый мыс, давший название островам Зеленого Мыса, лежащим напротив него.

Семьсот миль океана проверяют экипаж на прочность. В хаотичных волнах, характерных по выходу с Канаров, укачивает даже просоленных моряков. Всех, кроме нашего кэпа. Когда не можешь спать, а тело ноет от позы буквой Z, любая мелочь заставляет жалеть себя. Чай ли пролился, кастрюля с плиты улетела…

Капитан три дня наблюдал за нами с Настей, а после изрек: «После первых 300 миль океанского перехода команда Travely-Family решила, что она не семья путешественников, а семья фермеров, и поехала выращивать брюкву в прекрасную деревню Элекмонар. И заголовок: «Триумфальный выход семьи фермеров из кругосветного путешествия».

Я хохочу, местами сквозь слезы.

На следующий день волны улеглись, и со скоростью пять узлов «Леди Мэри» чинно пошла к столице Сенегала. Вот что шутка животворящая делает!

Встреча с Дакаром

Огоньки африканского берега внедрились в легкие экипажа ароматами благовоний и канализаций. Сначала преобладали благовония, затем – увы. Мимо проплыла пластиковая бутылка с командой ярких пакетиков.

Подходы к стольному граду перекрыты сетями. Лавировка между независимыми пластиковыми бутылками (мусором) и буями из таких же бутылок требует внимания. Едва отыщешь заветный фарватер, как наперерез летит рыбацкая лодка.

– Сюда не ходи, туда ходи! – рыбаки отчаянно машут в туман океана.

Долго обходя паутины-невидимки, мы рассмотрели Дакар с севера, запада и юга. У якорной стоянки чуть не финишировали в сети. Резко повернули у волнореза, усаженного бакланами. «И Африка мне не нужна-а-а!» - распеваю я, меняя галс.

Яхт-клуб «Дакар» (CVD) находится на южной окраине столицы. Стоянка здесь только на якоре. Глубины 2–3 метра. Преобладают ветра северных румбов.

На стоянке с полтора десятка яхт, лишь половина из них населены, остальные обитаемы бакланами.

В яхт-клубе есть аутентичные бар, Интернет, удобства и номера. На берег яхтсменов доставляет водное такси – 5-метровая моторная лодка. Можно спустить и свою шлюпку, но каша из водорослей и рыночных отходов не вдохновляет.

В этой части города помимо яхт-клуба прижились военная база, колониальные дома, негритянки в яркой одежде, лачуги и мастерские, зловонный рыбный рынок и грязный пляж. От французских времен остались два ипподрома и пара приличных ресторанов. Среди них уютный La Corvette. Его держит Наталья, приехавшая в Сенегал в 70-х годах прошлого века.

При французах конный спорт был очень популярным, а район – элитным. После обретения Сенегалом свободы все захирело.

Особенности национального оформления

Визовые правила Сенегала меняются чаще, чем сезоны. На момент нашего визита Интернет выдавал три варианта: 90 дней можно без виз; виза дается на месте за символические деньги; виза дается на месте за 50 евро.

Мы решили действовать по обстоятельствам.

Взяв документы, наш капитан умчал в Комиссариат.

«Банки уже закрыты», – сообщил таксист и нырнул в трущобы за сенегальскими франками. Волшебное слово у зарешеченной двери – и сотню евро меняют на CFA выгоднее банковского курса.

В комиссариате махина сенегальской коррупции уставилась на Андрея глазами дородной полицейской. Дама пролистала паспорта, крю-лист и документы на лодку, после чего мрачно заключила:

– Визы в Сенегал у вас нет.

Капитан кивнул.

– Присядь.

Через 10 минут тщательного изучения бумаг:

– Откуда пришел, куда дальше?.. Присядь.

Цикл повторился три раза.

«Ну что ж, при плохом раскладе выдворят из страны. Ну и ладно, пойдем в Гамбию», – размышлял капитан.

Блюстительница закона дала совет:

– Тебе надо купить визу через агента, как все захожие суда.

– У меня же не лайнер, а платить за оформление мне нече. Я ж только семьей, ребята. Вот, смотрите, дочь моя меньшая! – Андрей ткнул в паспортную фоторожицу юнги.

– Присядь, – дама взяла телефон. – Можем тебе помочь: за $500 поставим в паспорта штампы «Транзит».

Глаза капитана округлились.

– Ладно, давай $100.

«Это уже ближе», – подумал кэп и предложил пятьдесят.

– Пятьдесят – мало. Вас четверо, по 25 за каждого. Присядь, подумай.

Минут через десять:

– Ну как, подумал?

– Согласен.

– Пойдем в подсобку, – просияла блюстительница порядка. – Можешь месяц стоять, пока не уйдешь в Гамбию.

– А год можно? – капитан наглел на глазах.

– Можно! – улыбнулась чиновница. – Только на берег не выходи.

Далее путь капитана лежал в портовую Douane. Но на территорию пускают только по книжке моряка. После объяснений с охраной капитан заявил, что ему нужно к начальнику таможни.

В разгар беседы с важным офицером в кабинет зашел сияющий человек в дорогом костюме, пожал руку обоим. Поговорив с офицером, мужчина обратился по-английски в Андрею: кто, откуда, первый ли раз?

– Из России я, – ответил кэп и задал свой коронный вопрос-антистресс: – Парле ву рус?

– Ду ю спик волоф (местный язык)? – подхватил важный господин.

– Флюентли! – ответил Андрей. – Свободно!

Под дружный хохот и обмен шутками посетитель ушел, а офицер с небывалым рвением взялся за наши бумаги, не заикаясь о бакшише. Оказывается, то был САМ начальник таможни.

Город и окрестности

Африканский город – это окраины без асфальта. На обочинах живут, торгуют, ремонтируют, готовят и едят люди, их дети и козы. Ближе к центру дома выше, асфальта больше. Грязи меньше только в элитных кварталах. Несколько дорогих отелей, в том числе Radisson, примыкают к ТРЦ «Си Плаза». И это совсем другая Африка – с тротуарами и клумбами.

Мемориал возрождения Африки – гордость обретшего свободу сенегальского народа – это мощная пара с дитем на вершине холма. Говорят, молодые смотрят аккурат в лоб статуе Свободы, всем своим видом выражая стремление оказаться на соседнем постаменте. В шапке мужчины – смотровая площадка.

Главная достопримечательность столичных окрестностей – Розовое озеро. До него 25 километров. В перенасыщенной солью воде живут микроорганизмы, придающие озеру необычайный розовый цвет в солнечные дни. В плотную воду невозможно погрузиться полностью, а после купания нужен душ. Душа мы не увидели и от водных процедур воздержались. Зато наблюдали, как стойкие черные парни целый день толкают пирогу, в которую черпают соль со дна озера. Судя по насыщенности воды солью и минералами, это очень вредная работа.

Соляные копи слепят глаза, на кустах болтаются пластиковые пакеты, а нарядные торговки добавляют в атмосферу сказочного веселья.

Наши люди

Отличный способ освоиться в стране, языка которой не знаешь, – это найти русскую общину. В небесной канцелярии нас явно кто-то опекал: через полчаса после первой высадки на берег Сенегала, где шансов встретить русского на улице почти не было, с нами поздоровался представительный мужчина.

Александр оказался топ-менеджером совместного предприятия, и три недели мы были окружены заботой соотечественников. У мудрой Натальи в кафе La Corvette нас ждали интересные беседы и настоящий капучино, в семье Александра – приятная детско-взрослая компания и необходимая экипажу стирка. А с биологом и ветеринаром Ромой мы ездили покупать средство от малярии. Он и рассказал нам, что вместо того, чтобы превентивно травиться противомалярийными таблетками, лучше купить современные лекарства. Хоть вероятность подцепить малярию в северном Сенегале мала, лучше иметь от нее средство. Важно принять его после первых тревожных симптомов, главный из которых – скачущая температура.

Рома был первым знакомым нам человеком, пережившим малярию. Впервые он попал в Африку вместе с отцом – советским ученым, доктором биологических наук, работавшим в Гвиане. В 1990 году девятилетний Рома окунулся в невероятные приключения новой жизни: учеба в школе при посольстве, экспедиции с отцом, рыбалка, работа на устричной ферме, ловля бабочек… Жизнь мальчика поделилась на «до» и «после». В 1990-х научные программы свернули, и в следующий раз он снова попал в экспедицию с отцом в начале 2000-х. Только теперь это был проект по разведению мидий у побережья Мавритании. «Зимой 2001 года я оказался в странном для меня мире, где практически нет растений, а песок Сахары сразу вливается в Атлантический океан, – говорит Рома. Пережив первый шок от непохожести на джунгли Гвинеи, Рома влюбился в пустыню.

За полгода до нашего прихода в Сенегал бывший студент отца снова позвал Рому в проект по разведению устриц. Наш друг сразу же согласился, потом привез сюда и жену с маленькой дочкой.

Как говорят русские сенегальцы, чтобы жить в Африке, надо ее полюбить. С нищетой, бестолковостью и мудростью, красотой и уродством. Если случится любовь – это на всю жизнь. А если нет – надо уезжать, не приживешься.

Снабженные рекомендациями старожилов, мы уходили в сенегальскую глубинку спокойно, с ощущением, что страна безопасна, а мы в ней не одиноки.

Остров Горе

В самое уютное место исторического Дакара можно добраться паромом или на своей яхте. Когда-то остров Горе был перевалочной базой работорговцев, а 41 год назад стал объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Бетонный пирс, у которого мы рассчитывали встать, занят лодками. Готовим кормовой якорь и два носовых конца. Свежий отжимной ветер должен позволить встать таким образом. Понаблюдав, как мы нарезаем круги на пятачке у пристани, рыбаки прониклись и освободили нам место. Откуда ни возьмись прибежал клерк в наглаженной рубашке: «Давайте 10 000 CFA за полсуток». Оценив силу волн и ветра, мы отдали деньги и припустили ловить юнгу среди старинных пушек Музея колонизации.

По периметру круглого двора – десяток дверей в отдельные залы, соединенные галереей. Надписи, как везде в Сенегале, только на французском языке. Каждой стране-завоевателю посвящен отдельный зал. Первые – португальцы и голландцы, затем – англичане и французы. Картины рассказывают о страшном периоде рабства, когда Горе был крупнейшим центром работорговли, а в этой самой крепости рабы умирали, ожидая отправки за океан. В XIX веке на берегу основали Дакар, и Горе постепенно пришел в упадок.

Алая мантия палача придает экспозиции мрачность. В витрине соседнего зала лежат настоящие черепа представителей почти всех этапов человеческой эволюции от питекантропа до гомо сапиенс. Паре черепов аж 3,5 млн лет!

Постпортугальская вотчина

На площади всего в 0,182 км² живет больше тысячи человек. На улочках мало что напоминает о грязном Дакаре, скорее, это пародия на Лиссабон. Встречаются симпатичные лавочки и пара кафе. Внутренние дворики домов работорговцев давно превратились в задворки, где обитают потомки рабов. Строгие мамаши зазывают детей, захлопывая двери перед нашим носом.

Дорожка взбирается вверх мимо выставки народных промыслов и забавных панно, сделанных из чего попало. Торговцы заручаются твоей дружбой, чтобы на обратном пути на правах давнего приятеля затащить в свою лавку. Колоритные торговки, уставшие от внимания фотокамер, закрывают лицо. Случайно в кадре оказался полицейский участок, его работники тоже отказались попасть в историю. Пришлось вежливо убегать.

Вершину холма венчает стела и зенитная установка, уходящая под землю метров на восемь. В нижнем ярусе живет семья. Видны яркие машинки, лежанка и какие-то тюки. На другой стороне холма торговых точек почти нет, но зато есть детская площадка, где под конец дня маленькие бармалеи качают нашу юнгу на качелях.

Вечером мы спокойно возвращаемся на стоянку яхт-клуба.

Особенности якорной стоянки

В 4:30 утра мулла вдохновенно призывает к молитве. Утро буднего дня отличается от выходного непрерывными гудками автомобилей. Так принято: кто громче, тот и первый, светофоры не в счет.

Вечером после пения муллы вступает африканский хор. Мужчины и женщины поют по ролям. Это у рыбаков, их жен и ребятишек вечерние посиделки. Днем рыбаки на веслах снуют мимо яхт, но ничего не продают и не просят, почти бесконечно вычерпывая воду из своих утлых лодок.

Ветер приносит песок, по сравнению с которым все песчаные ветры Канар – детские шалости. Бурая пыль ложится на полки и постели, забивает поры чехлов.

Стражи порядка бдят, но ненавязчиво. Всего раз к нам подходил таможенный катер. Служивые проверили документы в кокпите и разрешили гостить в Сенегале три месяца.

Воодушевленные, мы подняли якорь и отправились исследовать лабиринты реки Салум.

Заповедник Син-Салум

Карта Сенегала похожа на голову монстра с острым носиком в Дакаре и узкой пастью, захватившей Гамбию, – маленькую страну вдоль одноименной реки. Гамбия делит Сенегал на северный и южный. По обе стороны от Гамбии есть реки, подходящие для путешествия на яхте. На севере – река Салум с ее главным притоком Син. На юге – река Казаманс. В Казамансе начинаются настоящие джунгли с гориллами и крокодилами, а дельта реки Салум – это царство мангровых зарослей и саванн. В 1976 году Син-Салум был объявлен национальным парком. Через пять лет он вошел в список биосферных заповедников ЮНЕСКО.

До устья реки Салум – 60 миль. «Леди Мэри» идет в 5–7 милях от материка на космических глубинах – от трех до 20 метров. Берегов не видно, и минное поле из сетей с разномастными флажками и буями выглядит странно. Мы играем в игру «найди бую пару»: разглядел начало и конец длинной сети – молодец, нет – прицепишь ее на свой винт.

На входе в устье Салума мы удваиваем бдительность, обходя не только сети, но и мели.

Наконец показались зеленый и красный буи, глубинометр скакнул с трех метров на 10, и мы помчались по фарватеру. Вход в широкое устье отделен от океана длинной косой. На ее острие рыбаки устроили склад и холодильники. Деревушка ощетинилась в реку лодочными носами,

 Мы встаем на якорь на четырех метрах. Пеликаны камнем пикируют за рыбой, с берега тянет теплым и древесным. Пассат прогоняет москитов. За деревней начинаются мангры, саванна и первые баобабы.

Вверх по реке Салум

Из 250 километров реки 112 судоходны. Каолак – последний порт Салума, дальше – мост федеральной трассы.

Путь вверх по реке занял пять дней. Обычно мы шли до обеда, потом вставали на якорь, высаживались на берег или исследовали мангровые протоки на шлюпке. Наутро снимались с приливом и снова шли вверх. Приливное течение увеличивает скорость до 8,5 узла. Здесь мы впервые поняли, что даже если до океана сотня миль, приливы и отливы раз в шесть часов меняют течение реки на противоположное. Лодку на якоре разворачивало носом к течению.

У Салума три широких рукава, главное русло и сеть бесчисленных мелких притоков, образующих дельту реки. Некоторые протоки не размечены, и карта показывала, что «Леди Мэри» идет по суше. Чувствуешь себя Гекельберри Финнами на плоту...

Берега малообитаемы, но лодки и даже маленькие отели встречаются. Быстрые длинные сенегальские пироги несутся или ползут, полные сетей, тюков и стогов сена.

Особенности национальной рыбалки

Рыбу на Салуме ловят методом сплава. Как-то вечером к нам подошли рыбаки. В лодке – костерок, на нем котелок. Не найдя в их речи ни одного знакомого слова, кроме «бонжур», капитан произнес:

– Же не парль па франсе, – что окончательно озадачило парней.

– Мм-м-м… А по-испански?

– Комси-комса.

Рыбак обрадовался:

– Мы тянем сеть через всю реку, с вечера до ночи. Пойдем переставляться!

Собрав килем пару мелей, «Леди Мэри» прошла за парнями и встала на якорь двумя милями ниже. А рыбаки действительно протянули сеть на всю ширину реки между двумя лодками и сплавлялись сверху до нас уже в темноте.

Жители саванн и их следы

В начале апреля ночи прохладны. Утро и вечер пищат и клекочут на все голоса. Белая цапля прохаживается по кромке мангров, не удостаивая нас вниманием. На берегу, к которому не подойти из-за мелей, розовеет стая фламинго.

Глинисто-песочный пляж кричит пеликаньими голосами. Здешние пеликаны красивее и крупнее карибских, светлые, с черными перьями по краю крыла. Топкая глина облепляет ноги. Из-под сандалий разбегаются крабы, прячутся в норки, прикрываясь огромной клешней-щитом. Баобабы стоят над кустами, как богатыри на границе саванны и редколесья. В нем обитают гиены и диковинные бородавочники. Знаете, как выглядят последние? Если взять кабана, придать его голове сходство с бегемотовой, морду снабдить почти слоновьими бивнями, спину выгнуть, как у зебры, получится тот самый бородавочник. Может, и хорошо, что мы их не встретили? На песчаной косе вовремя замечаем два широких змеиных следа и меняем маршрут.

Ветки невысоких мангров гладят макушки, когда мы заходим в протоки на шлюпке. Стайки рыб прыгают в сторону русла. Туча мошек спешит в клювы краснозобика или камнешарки – местных птиц. Корни усеяны устричными раковинами.

Река разливается на километровую ширину. Во время отлива мангровые островки выглядят не так чарующе. Обнажается темно-серая земля, водные проходы сужаются, становясь непроезжими.

Следы современного человека на необитаемых островах – это пластиковые пакеты, бутылки и подошвы от кед. Где-то по линии прилива полосой лежат сухие дохлые крабы и рыба. Древние люди наследили более эстетично: многовековой слой раковин в местах сбора моллюсков тянется на десятки метров. Из ракушек выросли и большие холмы. В Син-Салуме вверх по течению есть и следы древних захоронений.

Мели и ловушки

Посреди реки устричные фермы. Лот показывает 11 метров, а в двух корпусах от борта река выглядит мелкой. Мы не верим глазам, греша на течения, огибающие остров. Не может же так быстро с 11 метров до нуля обмелеть! Оказалось, может.

Мягко ткнулись в дно, покрутились, поднимая винтом черную муть. На курсе затонувший корабль – он тоже думал, что мели дальше.

После городка Фондю мангры уступили саваннам. На вешках, отмечающих канал, ленятся пеликаны. Пока разберешься, с какой стороны обходить палки, сядешь раз пять. Как в насмешку вверх по реке идет сухогруз. Как он это делает?

Фарватером гордо зовется канава на дне реки. Глубина достигает 20 метров, но местами мы застреваем прямо посреди прохода.

Однажды сели крепко. Глубинометр в испуге застыл на отметке 2,6 метра, отказываясь отражать реальную картину, попытки соскочить с мели только зарывали яхту еще глубже. Капитан подвесил шлюпку на фал на уровне лееров. Мы сели в нее на откренку. Яхта не шелохнулась. Тогда - шлюпку на воду, якорь и 40 метров цепи – в шлюпку. Призвав на помощь всю мощь своих девичьих бицепсов, мы с Настей отгребли метров на 20 и вывалили якорь. Капитан пытался сдернуть яхту с мели лебедкой. Четверть часа мотор ревел, лебедка стонала, мы волновались. Наконец «Леди Мэри» вырвалась из илистого плена.

Расхождение

Самая верхняя ночевка случилась за шесть километров до Каолака. Утомленные солнцем, мы бросили якорь, ткнувшись кормой в фарватерный буй, а носом – в пологий безжизненный берег.

Утренний отлив уложил «Леди Мэри» на мель. Вы когда-нибудь купались рядом с яхтой, стоя по пояс в воде?

– Вот и славно, – сказал капитан, – зато не снесло в фарватер. Если вчерашняя бандура вздумает идти обратно…

Не прошло и часа, как со стороны Каолака показалась другая бандура – буксир с огромной баржей.

Кажется, он вот-вот нас зацепит.

– Ну что ж, зато с мели сдернет! – шутим мы, включая рацию.

Буксир гуднул и прошел в пяти метрах от наших напряженных лиц. Белый капитан и черная команда помахали нам, широко улыбаясь.

На этой славной ноте начался прилив, а мы решили уходить из лысой полупустыни обратно - по своему треку. Впереди пара ночевок в Салуме, выход в океан и зеленые леса Гамбии.

Опубликовано в Yacht Russia №9 (122), 2019 г.